Народу собралось много. Все те же оранжевые зелёные, голубые «почти люди». Аристо удобно устроились отдельно от всех, под тентом на трибунах, на самых лучших местах.
На арене около Булгарина толпились виконт с прихлебателями и еще какие-то незнакомые мне личности. Я же стоял один одинешенек.
По гнусному оскалу видел, что Оболенский задумал нехорошее. Может, даже натаскивает своего прихвостня на убийство. А что. Удачно извернуться, пропороть насквозь противника, а потом оправдываться, наивно хлопая воловьими глазами – мол, случайность, он сам дернулся. Один раз такое сошло с рук, и второй раз сойдет. Главное, за спиной виконт с его влиятельным папашей графом.
Впрочем, мои подозрения тут же рассеялись. Оболенский что-то зашептал дуэлянту. Есть у меня такой навык с подпольной работы – читать по губам. Вот и прочитал:
– Не убивай. Он нам пока еще нужен. Но потом…
Виконт аж сладко прижмурился.
Подошел секундант. Это был высокий, широкоплечий мужчина в годах, с военной выправкой, одетый в черный костюм. Он нам преподавал странный предмет – артефакторику, который, кстати, считался одним из главных.
– Друзья и поклонники – на трибуну, – потребовал секундант. – Освободить место схватки!
Графиня Краснорыбицкая и виконтесса Белорыбицкая расцеловали Булгарина. И компания отправилась занимать места.
А я заметил стоящую неподалеку в углу Талассу. Она обхватила щеки ладонями, выглядела испуганной. Я поймал ее несчастный взгляд и понял, что она меня уже похоронила.
Когда пространство арены очистилось, секундант подошел поочерёдно к каждому из нас. И провел руками, будто ощупывая, но на самом деле не касаясь. Громко сообщил публике:
– Артефактов нет!
Артефакты – это такая мерзкая штука, вроде оружия, насколько подсказывает чужая память. И здесь часто побеждает не тот, у кого доблесть выше, а тот, у кого артефакт дороже. В обычном бою эта штука приветствуется. В поединке запрещена.
– Приготовиться, – секундант посмотрел на часы.
Почему-то схватки принято начинать в круглое время. Вот и сейчас было без двух минут шесть.
Булгарин, воспользовавшись заминкой, взметнул руки вверх и пошел под ободряющее улюлюканье зрителей вдоль трибун.
Когда поравнялся с виконтом, тот сделал театральный жест, потянулся к нему, порывисто обнял и крикнул на публику:
– Я верю в тебя, мой добрый вассал!
Раздраженный секундант прикрикнул на него:
– Отойти от дуэлянта!
Виконт тут же отпрянул с извиняющимся видом:
– Не могу сдержать чувств!
Он не только чувств не мог сдержать, но и шаловливых пальцев. Я заметил, что во время этих трогательных обнимашек виконт сунул бойцу что-то в карман. Никто не заметил, кроме меня, имевшего значительный опыт общения с карманниками. И что делать? Поднять шум? Почему-то у меня была уверенность, что не стоит – это все мое пресловутое шестое чувство, которое редко подводило.
– Начали, – махнул рукой секундант.
Господи, много я видел довольных и тупых морд, но Булгарин мог претендовать на звание чемпиона чемпионов. Галантно поклонился дамам. Победно поднял руку со шпагой вверх. Что-то прокричал типа «Виктория! Победа!»
Так бы он и гулял, распушив хвост, если бы я его не окликнул:
– Ну хватит, красоваться, павлин. Может, займемся делом!
Булгарин посмотрел на меня, как на назойливую букашку. А потом, подумав немного, нахмурил лоб и с яростным ревом кинулся в атаку.
Тут произошло нечто такое, чего я совсем не ждал. Партбилет на груди запульсировал, от него пошло уже знакомое, напитанное силой тепло.
