– Чувствую, что тут я застряну надолго, меня не ждите.
Я, честное слово, не знал, что делать. Где-то спрятать бормотуху не было возможности. А где выпить? И пошел я не куда-нибудь, а в штаб дивизии, вспомнил, что мой друг Володя Муляр во время обеденного перерыва делает в кабинете генерала влажную уборку.
– Генерал должен уйти, – шепнул он мне, – его два часа не будет, вот мы в его апартаментах и оформим. Из хрусталя фараоновского (мы называли генерала Парамонова Фараоновым).
Комдив действительно уносит свои генеральские ноги. Муляр впустил меня в его резиденцию. Я снял сапоги, развесил портянки, чтобы просохли (амбре ещё то). Муляр достает хрустальные стаканчики, срывает бескозырку с бутылки и разливает вермут.
– Выпьем по случаю тебя, – говорит он.
И вдруг кто-то вставляет ключ в замок, и ключ медленно поворачивается…
Тут впору замереть истуканом. Но мы среагировали моментально. Я метнул бутылки в сапоги и впрыгнул в них. Муляр успел выпить свою порцию, сунуть стаканчик в карман и схватить портянку, которой стал с журнального столика пыль вытирать.
Генерал так и не понял ничего. Он даже на уборщиков не посмотрел, хотя число их непонятно почему выросло вдвое, ничего не сказал, взял какую-ту бумагу со стола и ушёл. Теперь уже окончательно.
Мы тоже ничего друг другу не сказали. Потому, что было много мороки. Долго не могли снять с меня сапог с открытой бутылкой. Вермут выпили из хрустальных стаканчиков. Египетскими царями, правда, себя не почувствовали.
Антрацит любил поспать
Однажды ночью, когда я нёс службу в штабе дивизии, раздался телефонный звонок: в автопарке горит что-то.
– Буди немедленно дежурного по части! – кричат в трубку.
Я с трудом растолкал офицера – спит, как медведь в берлоге.
– Автопарк горит.
– Автопарк?
– Да, автопарк?
– Горит?
– Да, горит.
– Ты меня на пушку берёшь?
– Да нет, в самом деле.
Удивляется:
– Какой автопарк?
– Наш автопарк.
Встал. Потянулся. Тут позвонили снова: все сгорело синим пламенем. Дежурный и вздохнул с облегчением. Лег и снова стал Морфея пасти. Небольшого росточка майор, смуглый, чернявый. Солдатня его за глаза Антрацитом звала.
К вопросу о чести
У меня заболел зуб. Промаялся всю ночь, на разводе попросил разрешения сходить в санчасть. И вот иду. Боль такая, что ничего не замечаю вокруг. Вдруг слышу окрик:
– Товарищ солдат!
Оглянулся: офицер. Подзывает к себе:
– Почему честь не отдаете?
И я решил удивить обиженного лейтенанта. Говорю:
– Как, скажите, товарищ лейтенант, я могу отдать свою честь кому-то?
Новоиспеченный офицер задумался. Он не знал, что ответить.
Мы всегда первые
Однажды наш комбат Талалаевский изрёк: «Мы не допустим, чтобы вперед нас разрушили СССР». Удивительно, но на него никто не стукнул.
Ты Кабан?
Мы с Когикиным служили посыльными в штабе дивизии. Меняли друг друга через сутки. А был Когикин очень худым. Но прозвали его почему-то Кабаном.
Прилипла эта кличка к нему, и всё. Только Кабаном и величали. Даже он сам привык, отзывался.
И вот однажды пришел к нам в подразделение новый заместитель командира батальона по тылу – майор Лещун. Стал к порядку приучать. По его распоряжению навели блеск и чистоту в казарме, проклеймили всё обмундирование, поставили штампы на простынях и наволочках.
Однажды Лещун решил проверить, как выполняется его приказ. На всех простынях штампы были чёткие с номером воинской части, а на одной такового не оказалось.
