— …Резюмируя, — продолжает доктор Питерсон ровным, полным врачебного спокойствия голосом, — могу сказать, что имеющиеся на сегодняшний день результаты позволяют нам отпустить вас домой уже через пару дней. Наблюдаться придется часто и регулярно, лечение будет непростым и потребует от вас терпения — как от каждого по отдельности, так и от пары. Не буду скрывать: это трудный период, но я уверен, что вы справитесь.
— Так скоро? — не верю я.
Питерсон согласно кивает.
— Не вижу смысла держать вас в больнице круглосуточно: на перевязки вы сможете приезжать, дома вам будет легче вернуться к полноценной жизни. С соблюдением всех рекомендаций, конечно. Мы еще поговорим о вашем лечении более подробно, я дам все рекомендации и контакты психологов для консультаций. А пока мне хотелось вас приободрить. — Он тепло улыбается. Наверное, радость на моем лице отображается с перебоями, потому что доктор Питерсон, противореча своим предыдущим словам, произносит: — Конечно, если вам будет спокойнее, мы можем оставить вас в клинике еще на неделю…
Страх перед грядущей неизвестностью жизни в доме, о котором я ничего не помню, в компании столь же чужого для меня супруга велит мне как можно скорее воспользоваться предоставленной уступкой: здесь, на нейтральной территории, в окружении огромного количества людей ничего не знать о себе как будто проще и безопаснее. Однако я не позволяю себе дать слабину — я никогда не отступаю перед трудностями. Таково мое личное правило. Надеюсь, не изменившееся с годами.
— Нет, — перебиваю я доктора Питерсона со всей нашедшейся уверенностью. — Я буду рада поехать домой.
— Уверена? — Голос Влада кажется встревоженным.
Я оборачиваюсь и сталкиваюсь с тяжелым, полным не высказанного сомнения взглядом. Уступать ему хочется еще меньше.
— Более чем.
Попрощавшись сначала с доктором и десятью минутами позднее — с Владом, я остаюсь в тревожном обществе пустившихся вскачь мыслей. Дезориентирующий, отчего и успокаивающий туман, что наполнял голову с первой секунды моего пробуждения в этой самой палате, редеет, испаряясь и развеиваясь; завеса ожидающих впереди трудностей приоткрывается шире, чем хотелось бы.
Сейчас можно прекратить притворство и честно признаться: приближающаяся выписка из клиники наводит на меня едва ли не парализующий ужас. Я не готова столкнуться с реальной жизнью, о которой не помню слишком многого.
Как назло, до способных переключить мое внимание занятий — вроде очередного осмотра медсестрой или на худой конец — приема пищи, еще уйма свободного времени. Отвлечься не на что.
О том, чтобы и сегодня навестить Глеба, я тоже не договорилась и теперь невольно гадаю, скоро ли мне предоставится возможность увидеть его вновь, — Влад ушел так стремительно, что задать ему хотя бы несколько вопросов о совместном проживании было невозможно. Он будто намеренно держит меня в гнетущем неведении, раз за разом оставляя место для недосказанности и неизвестности. Хуже всего, я до сих пор не понимаю, что им руководит: непонимание моих переживаний и неумение полноценно коммуницировать или осознанная и обоснованная его собственными мотивами скрытность? Подтвердить или опровергнуть эти страхи некому.
В конце концов я случайно задеваю рукой принесенный Владом бумажный пакет и вспоминаю о телефоне. Распаковка моего долгожданного окна в мир занимает не больше минуты. Легкое движение пальца по сенсорному экрану без единой кнопки — и перед моим взглядом предстают узнаваемые, но значительно изменившиеся иконки знаменитых приложений.
