А еще она не понимала, находился ли рядом Малахия – нет, не Малахия, Черный Стервятник, – или он бросил ее на произвол судьбы.
Вдалеке раздался чей-то крик, и Надя замерла на ступеньке, хватая ртом воздух. Он совсем не походил на человеческий, ну, за исключением нескольких ноток, словно все, кроме этих жалких крох, уже порвали ржавые гвозди.
Живия замерла, ожидая, пока Надя продолжит путь.
– Что это было? – просипела Надя.
– Не думаю, что ты действительно хочешь это знать, – ответила Живия с улыбкой в голосе.
Нет, не хотела. Надя не хотела этого знать.
Ее сердце колотилось невероятно быстро и подскочило к самому горлу, но, как бы она ни пыталась сглотнуть, у нее не получалось успокоиться. Ей не хватало воздуха в легких. Казалось, здесь вообще не было кислорода, и она просто задохнется, а стены сомкнутся вокруг нее. Живия замедлила шаг и придержала Надю, помогая ей протиснуться мимо грубо стесанных каменных стен, когда проход значительно расширился. Надя никогда не замечала раньше, что боится тесных пространств, но, пробираясь по этому проходу, не могла отделаться от мысли, что вскоре окажется в ловушке, а стены поглотят ее живьем.
Она постаралась сосредоточиться на себе. На руке Живии в своей. На дыхании. И не обращать внимания на остальное. Какими бы громкими и реальными ни казались крики.
Они продвигались вперед, пока проход не сменился огромным тронным залом. Еле чадящие факелы заливали помещение бледным светом. Стены покрывали написанные кровью символы, а на полу валялись кости, но, в отличие от собора, здесь не чувствовалось и намека на изящество. Скорее уж полная первобытность. И посреди этого нечистого места возвышался трон, вырезанный из костей, обшитый золотом и инкрустированный аметистами. Этот пугающий, но прекрасный символ власти, очень напоминающий тот, что стоял в соборе в Гражике, сверкал в мерцающем свете.
«Не смотри, не смотри, не смотри».
Но ее глаза сами отыскали Черного Стервятника.
Он восседал на троне в до боли знакомой позе: боком к спинке и закинув ногу на подлокотник. Черные вены виднелись под бледной кожей. Из тела торчали железные шипы, с которых капала кровь. Тяжелые черные крылья прижимались к другому подлокотнику. А сам Черный Стервятник лениво покусывал заостренный конец когтя сверкающими, острыми, как бритва, железными зубами.
Но не это показалось ей самым худшим. Не от этого ее желудок сжимался, а желчь подступала к горлу. Что-то виднелось за его образом, что-то, что Надя не смогла определить. Словно за то время, что Малахия прятался во тьме, он стал еще ужаснее, и это лишь подтверждалось расползающимися по его коже трещинами. Но, стоило ему пошевелиться, все менялось. Каждый раз, как только ей удавалось рассмотреть его, чудовищные черты менялись. Миг, и кажется, будто его глаза стекают к подбородку, но при этом продолжая моргать. Миг, и сквозь кожу на его щеке проступают острые зубы. Миг, и на лбу проступают бледные глаза с красным белком, совсем не напоминающие те черные, словно оникс, что запомнились ей. Постоянно изменяющийся и сумбурный кошмар.
Отчаяние затопило ее. Все оказалось гораздо хуже, чем Надя себе представляла.
Его глаза цвета оникса скользнули по ее лицу, но ей не хотелось встречаться с ним взглядом. Его чернильно-черные длинные волосы с золотыми бусинами спутались, и в них виднелись кусочки костей. Но хуже всего стало в тот самый момент, когда в его облике проскользнули черты его совершенно человеческого и мучительно прекрасного лица. И тогда ее хрупкая броня, которую она так старательно выстраивала вокруг себя, разлетелась на куски. Вот только тот до боли знакомый облик исчез в следующую же секунду.
