Как это связано с тем, что ни одного упоминания Тони я так и не нашел?
Все, что она говорила до этого, показалось ложью, и все абсурдные надуманные объяснения, которые я соорудил в голове, показались правдивыми. Какой смысл скрываться, если утаивать нечего? Почему я так и не увидел ее документов, почему она ничего не проверила за все время? Значило ли это, что Тоня знала, что ничего непредвиденного не произойдет? Нас ведь даже гаишники не останавливали.
Я уже успел проклясть день, когда допустил мысль о поездке с незнакомкой. Ведь могло случиться все что угодно. И о чем я только думал?
Я перебирал все возможные объяснения, придумывал их на ходу, все больше путаясь. Преступница ли Тоня, прячущаяся от полиции? Сбежавшая ли из дома девочка-подросток, притворяющаяся взрослой? Сумасшедшая ли дама, решившая провести остаток жизни в пути? Призрак ли дорог? Маньяк ли, похищающий подростков? А, может, она и есть то самое непредвиденное, которого я так боялся?
Я ничего не понимал. Чувствовал, что какое-то объяснение летало рядом, но настолько огромное или маленькое, что никак не мог его увидеть.
Все было впереди.
В то время как я пытался не думать об очевидном, Тоню, которая вела вот уже много часов без перерыва, начало клонить ко сну. Это даже мне сразу стало понятно. Поначалу она просто включила музыку. Затем – сделала ее немного громче. Через какое-то время – еще громче. И так до тех пор, пока уши мои не стали сворачиваться в трубочку.
– Тонь, ты засыпаешь! – прокричал я и потряс Тоню за локоть.
– Нет, я бодра как никогда. – Покачала она головой, и я был даже немного рад, что в темноте не мог разглядеть усталости в ее глазах.
– Тебе нельзя засыпать за рулем. Может остановиться, вздремнуть?
– Нам некогда спать. Время утекает, – ответила она, а я еле расслышал за воплями какого-то иностранного певца.
Я отвернулся к окну и наблюдал за миром, за еле заметными кустиками и деревьями небесами, утыканными звездами словно каплями замазки. Все было в дырках: небо, стекло тоже уляпано разбившимися об него насекомыми. И ехали мы словно ходячее кладбище невинных душ.
Но ехать с Тоней мне нравилось просто из-за того, что мы ехали. Раньше-то я никогда не путешествовал на автомобиле так далеко: мои родители предпочитали поездки на поезде, хотя мне всегда хотелось чего-то другого. И даже не самолета, не парома, а именно автомобиля.
Было что-то необыкновенное в поездках на машине. Мир, медленно меняющийся на твоих глазах, остановки в поле и на обочине ради чашки чая или кофе из термоса, вечера на заправках рядом с резвящимися на площадках детьми и собаками, гуляющих под присмотром хозяев. Пробки, в которых болтаются самые душевные разговоры, ночи в дешевых и не очень мотелях, горячий воздух, ласкающий щеки, шум колес, раздающийся отовсюду. Наблюдение за тем, как солнце медленно садится за горизонт, а дорога, бесконечная и пахнущая летним спокойствием, все бежит и бежит дальше, как бы напоминая о том, что ничто никогда не кончается.
Я долго мечтал о своей первой дальней поездке. И вот, домечтался.
– Тонь, – начал я и убавил звук на магнитоле, а спутница моя даже не пошевелилась и не моргнула, – а давай сыграем.
– Я не очень игривая по натуре, если ты не успел заметить.
Я вытащил из сумки свернутый четыре раза листик, включил лампочку над головой и с важным видом зачитал ту часть договора, где мы обязались друг другу не врать. Побежденная спутница так звук и не прибавила.
