Однажды один бойкий, разговорчивый мальчик во всеуслышанье заявил воспитательнице, что не наелся и, указав на наполовину полный противень, попросил еще одну порцию. На него тогда мало кто обратил внимание: все ели, разговаривали или смотрели в окно на занявшийся рассвет. А он сидел прямо за моей спиной, поэтому я стал невольным свидетелем их диалога с воспитательницей. Она аккуратно подошла к нему и, наклонившись, сказала, что если он сейчас съест еще, то в обед ничего не захочет, а это совершенно недопустимо, так как на обед будут очень вкусные котлеты и картофельное пюре. На это мальчик, нисколько не смутившись, ответил с улыбкой, что уже несколько месяцев съедает такие же порции, как и папа, за что его очень хвалит бабушка. Услышав эти слова, воспитательница погладила его по плечу и шепнула, что эта запеканка нужна ребятам из другой группы, а сейчас ему лучше пойти поиграть.
В тот раз я впервые столкнулся с ситуацией, в которой взрослый осознанно ограничивал ребенка в еде, когда эта самая еда имелась и находилась в быстром доступе. Обнадеженный обещанием воспитательницы, в обед я очень ждал котлету и картофельное пюре, но вместо этого получил овощной суп с кусочком курицы и нарезанный белый хлеб. Мальчик, попросивший добавки за завтраком, к тому моменту уже забыл про обещанное и с удовольствием уплетал суп, но я четко зафиксировал ложь и запомнил последовательность, на которой эта ложь базировалась. Я не мог найти объективных причин такого поведения воспитателя, как и не мог оправдать ее ложь в своих глазах.
Когда мама забирала меня, я все время был грустный, и чувство голода, преследующее меня с завтрака, только усилилось из-за недоедания в обед и ужин. Мать все спрашивала меня, что случилось, как я поиграл с ребятами, во что мы играли, но так и не добралась до истинных причин моей грусти. Но, когда после ужина дома мое настроение повышалось, со временем она поняла, что в детском саду кормят недостаточно и, приходя за мной с того момента, обязательно спрашивала, как мы провели время и буду ли я есть дома. Помню, что всегда отвечал утвердительно и с радостью ждал домашний ужин.
Я до сих пор не знаю, почему этот вопрос не был поднят среди родителей и воспитателей и по какой причине моя мать не интересовалась – отчего четырехлетние дети не доедают и постоянно приходят домой голодные? Но, думаю, что проблемы на работе и жизненные неурядицы просто занимали ее куда больше, нежели недостаточное питание Ребенка, и она просто не предавала этому значения. С другой стороны, я тоже никогда не жаловался на это, а маме хватило всего одного упоминания о голоде, чтобы впредь просто усаживать меня за стол. Эта система функционировала вплоть до начальной школы. А сейчас самое время перейти ко второму воспоминанию, которое так же связано с детским садом и расскажет о моем первом друге.
Думаю, с уверенностью можно утверждать, что дружба, описанная в этой главе, была такой, какая длится много-много лет, несмотря на внешние факторы и обстоятельства. А зародилась она в том самом детском саду, про который я рассказывал ранее.
Моего первого друга, с которым нас соединили близкие чувства, звали Степан. Он пришел к нам в группу под конец октября, когда пошел первый снег и на улице стало промозгло.
Помню, как сейчас, что в первый день с ним пришли и мама, и папа. Они сразу бросились мне в глаза. Мама – высокая, с очень правильной осанкой, каштановым каре и темными выразительными глазами. Она держала Степана за руку, а его отец – человек с громким низким голосом, невысокого роста, но очень развитой мускулатурой, нес набитый игрушками портфель.
