И всё-таки поначалу торговля шла не слишком успешна. К моей палатке подходили, хвалили узоры на полотенцах, интересовались ценой. Но стоило им услышать, сколько я просила за свое рукоделье, как большинство из них отходили с изумленным видом. А одна дама не постеснялась высказать мне свое негодование в лицо:
– Как может обычный носовой платок стоить целый верель? Если вы не соблаговолите сбавить цену, вы ничего не продадите.
Я терпеливо пояснила:
– Но это не обычный платок, мадам! Видите, здесь вышита сорока. Эта птица – символ счастливой встречи. И если вы хотите встретиться с кем-то, кого давно искали, но не могли найти, то носите этот платок с собой, и эта встреча непременно состоится.
Она фыркнула, но всё-таки потянулась за кошельком:
– Я куплю его вовсе не потому, что поверила в ваши сказки, мадемуазель. Напротив, я куплю его именно для того, чтобы однажды упрекнуть вас во лжи. Откуда вы приехали на ярмарку? Из Виллар-де-Лана? Ну, что же, если вы будете торговать тут и в следующий раз, я специально найду вас и предупрежу других, чтобы они не слушали ваши сладкие речи.
– Как вам будет угодно, мадам! – я постаралась улыбнуться, хотя больше всего в этот момент мне хотелось отказать ей в покупке.
Но пока я не могла позволить себе быть чересчур разборчивой. Меня тут еще никто не знал, а те, кто помнили мадам Фонтане, были готовы платить только за ее, а не за мою вышивку. И мне приходилось врать, что почти всё, что я разложила на прилавке, было сделано ее руками. Хотя на самом деле из ее рукоделья здесь была только скатерть. И именно за эту скатерть я запросила самую большую цену.
Скатерть я нашла в одном из бабушкиных сундуков, и весь прошлый день мы пытались привести ее в приличный вид – кипятили в отваре из луковой шелухи, чтобы избавиться от желтых пятен и придать ткани приятный розовато-кремовый цвет, потом закрепляли краску, вымачивая ткань в холодной воде с добавлением уксуса и штопали порвавшееся в нескольких местах кружево.
И несмотря на то, что результат получился отличным, я не была уверена, что смогу скатерть продать. Она стоила каждого вереля из тех, что я запросила, но обычный покупатель вряд ли мог позволить себе столь дорогую покупку.
До полудня я смогла продать только несколько носовых платков собственного изготовления. Впрочем, и у моих соседок торговля шла не особо хорошо.
– Народ ждет, что к вечеру мы сбавим цены, – вздыхала женщина, что торговала пряжей. – И как бы ни было жаль, так и придется поступить. Не везти же товар назад.
– Подожди, – откликнулась ткачиха, – авось, на ярмарку еще приедут управляющие из близлежащих поместий. У Кавайонов скоро намечается большое торжество – дочери его светлости исполняется двадцать лет, и ожидается прибытие гостей со всей страны. Конечно, мой товар для такого случая не подходит, а вот вышивка мадам Фонтане – самое то для такого случая. Джоан Кавайон засиделась в невестах.
Услышав имя Кавайонов, я навострила уши. Именно на день рождения этой самой Джоан я и приехала в Верландию. По ярмарке ходили разносчики газет, и я уже купила «Аньерский вестник». Но в номере, большая часть которого была посвящена открывающейся ярмарке, не было ничего, что бы хоть как-то было связано с семьей его светлости. И о княжне Деламар там тоже не было ни слова – но этот факт скорее насторожил, чем обрадовал меня.
Управляющий Кавайонов прибыл на ярмарку в два часа пополудни, и я похвалила себя за то, что не отправилась обедать именно в тот момент, когда он дошел до нашего ряда. Сопровождавший его месье Дижон что-то шепнул ему, указывая на мою палатку, и тот подошел к прилавку.
