– У него осталась мать и брат. Мы найдём их, и он выйдет на связь, – продолжал Боб, тыча в карту Смоленска.
– Мать? Уже в Египте. До того – Турция. До того – Грузия. Говорят, в июле у неё «мечта детства» – Будапешт. Потом Испания. Брат – с ней.
– Погодите… Она уволилась с работы?
– Да, за неделю, до его исчезновения. Хоп – заявление. С утра – уволена. А через два дня уже «Герой Труда Российской Федерации»! Я, мать его, в новостях Смоленска нашла! Губернатор должен лично вручить медаль!
Боб завис.
– Подождите… Медаль? Пенсия? Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, – Пайка поднялась, – что он не только сбежал, он ещё и продумал всё так, что мама не подозревает, что теперь она получает на карту сто штук чистыми и живёт, как министр культуры в изгнании. И всё это устроил он.
– Зачем? – Боб потер висок. – Ну сбежал. Ну спрятался. Но зачем так сложно? Чего он боится?
Пайка усмехнулась – Он не боится. Он умный. Чертовски умный.
– Извините, но… что вообще произошло? Почему из-за какого-то замерщика окон мы тут весь Смоленск подняли?
Пайка медленно подошла к нему, заглянула в глаза и положила руку на его плечо.
– Боб, – сказала она мягко, как будто сейчас пригласит его на семейный ужин, – ты хороший. Ты талантливый. Ты лезешь в камеры, спутники, мысли. Но запомни: есть вещи, о которых ты типа знать не должен.
– Типа?
– Типа почему я тебя взяла. Почему я здесь. Почему один человек из Смоленска встал поперёк всей Москвы, как рыба в горле золотой щуки.
– Это что, политика?
– Хуже, Боб… Это – личное.
Пауза. Боб проглотил сухо.
– Значит, мы ищем его просто потому, что… он вам должен?
– Да. – Она кивнула. И добавила, чуть тише: – И он забрал то, чего забирать не должен был.
– Что именно? Тот самый брелок? Что в нем такого?
– Не твоё дело.
Боб открыл было рот, но Пайка уже отвернулась. Она смотрела в окно, как маршируют голуби, и представляла себе, как Смирнов, гад, в каком-нибудь Бресте с Бакалом шампанского, ржёт над ней.
Он думает, что сбежал. Он думает, что умный. А я – Пайка. Я доведу до конца. И верну. Всё.
***
Я уже почти успокоился. Граница пройдена, бензобак полон, кот Григорий – на переднем сиденье, вытянулся как шейх из Дубая, лапы раскинул, хвостом обмахивается. Течёт Польша за окном: поля, редкие коровы, синие остановки, которые выглядят, будто их проектировал грустный геометр. В динамиках играла унылая польская попса с аккордеоном, и я даже начал думать, что жизнь налаживается.
И тут. Телефон. Зазвонил.
Точнее, завопил, как будто ему в SIM-карту вживили сирену МЧС.
И на экране – незнакомые цифры.
Я аж притормозил. Григорий приоткрыл один глаз, фыркнул, как будто: ну вот опять, и закрыл обратно. Типичный ориентал – кот, у которого даже смертельная угроза вызывает только скуку.
Я взял трубку.
– Ало…
– Смирнов – сказала она так, как будто моя фамилия была исчадьем ада.
У неё голос – как у диктора на железнодорожном вокзале, только вместо расписания – желание убить.
– Привет, Пайка.
– Ты думаешь, ты умный?
– Я не думаю, я знаю, что я умный.
– Тебе весело, да? Машина. Европа. Курортные страны на выбор.
– Прости, я плохо слышу, можешь чуть тише? Григорий спит, у него тонкая нервная система.
– Слушай внимательно, – она понизила голос, от чего стало ещё страшнее, – у тебя есть ровно сутки. Или ты сам объявишься, или…
– Или?
– Или я приду за твоей семьёй.
Я усмехнулся.
– Придёшь в Египет? Или в Будапешт? Там, кстати, вкусные гуляши.
