– Логика – как сыр: чем больше дыр, тем вкуснее, – заявил он, когда Пайка упрекнула его в том, что план слишком замысловат.
Они обосновались в доме, который раньше принадлежал виноделу, но теперь сдавался на Airbnb как «аутентичное погружение в прованский быт». Было всё: скрипучие ставни, пыльные чердаки, запах навоза от соседских ослов – и, конечно, Wi-Fi, которым пользовался только Боб. Пайка, как и положено певице, предпочитала общение с реальностью напрямую.
– Боб, ты точно уверен, что он поедет сюда? – спросила она, стоя на балконе в розовом халате, с огуречными масками под глазами.
– С вероятностью 97%. Остальные три – если он уже телепортировался в Кению. Но я поставил ловушку. Он сам себя приведёт, даже не осознавая.
– Что за ловушка? – Пайка приподняла бровь.
– Логическая. Я изучил повадки твоего Смирнова. Он любит "анти-логичные" маршруты, думает, что это делает его непредсказуемым. Значит, нам нужно стать не самым очевидным вариантом, но и не самым глупым. Франция – идеальный компромисс: близко, тепло, и… никто не ждёт в Лионе задрота со Смоленска. Даже французы.
– А ты знал, что Лион – кулинарная столица Франции? – вставила Пайка. – Хотя, учитывая, что они тут кладут анчоусы в говядину, это звучит как угроза.
– Вот именно. Если он выживет первую неделю, значит он точно здесь.
План Боба: эстетика и паранойя.
Боб не просто анализировал маршруты – он подкинул в Сеть несколько фальшивых "наводок" через заброшенные профили. Один из них был якобы русским эмигрантом, который "видел чувака с брелком в Брюсселе". Другой утверждал, что Смирнов подрабатывает в Марселе баристой. Но самое главное – он встроил в пару крупных русскоязычных телеграм-чатов сообщение, в котором невзначай упоминался "какой-то парень с породистым котом, похожим на собаку", который расхаживал по набережной в Лионе.
Смирнов, по логике Боба, рано или поздно наткнётся на эти слухи и либо удерёт дальше, либо… придёт проверить. И тогда – хлоп.
Пайка же не сидела без дела. В отсутствие концертов (она категорически отказалась петь в Европе до возвращения брелка), она курировала визуальную разведку. По ночам она выезжала в центр Лиона, переодевшись в серое, невыразительное, и устраивала засады в кафе, магазинах и парках, где чаще всего встречали "русских с котами".
– Я не думала, что скажу это, но я соскучилась по фанатам, – бурчала она, натягивая кепку и пряча фиолетовую прядь под капюшоном.
– Это не фанаты, – успокаивал Боб. – Это свидетели будущего допроса. Не мелькай.
На шестой день ожиданий, ранним утром, на площади Bellecour, их дрон заметил кота. Точнее, гигантскую черную тушу на поводке, которая шла вдоль ларька с багетами, как генерал на утреннем обходе.
– Это он! – взвизгнула Пайка.
– Или французская пума, сбежавшая из цирка, – уточнил Боб.
Он увеличил изображение. На шлейке была бирка с надписью "Григорий", а рядом топал, слегка сутулясь, Смирнов, в темных очках и с выражением лица человека, который вот-вот задумается о смысле жизни и вспомнит, что у него в сумке лежит магический артефакт.
– В ловушке, – сказал Боб.
Пайка только стиснула зубы.
– Готовь машину. Сегодня мы заберём мой брелок.
– А кота?
Пайка удивленно посмотрела на Боба.
– Кота мы тоже заберем и приручим. Или он нас приручит.
Теперь Боб удивленно посмотрел на Паку и ничего не ответил.
***
Уже вечером, я сидел на балконе своей съёмной квартирки в шестом округе, прямо напротив музея Родена, и наблюдал, как Григорий ловит голубей взглядом. Не ловит сам, конечно – только взглядом. У кота уже была репутация гражданина мира, гурмана и, к слову, филолога: после того как он научился говорить, он полюбил странные слова типа «катарсис» и «амбивалентность».
