– Добро пожаловать в "Лотос", – проговорил голос из динамиков. – Вы теперь часть периметра. Здесь нет сроков, нет статуса. Есть только работа. И выживание.
У стены стояли другие новоприбывшие. Все – в одинаковых серых комбинезонах, с маркировками. Кто-то дрожал. Кто-то смотрел в пол. Один мужчина – седой, с изуродованным ухом – тихо молился.
Алексей молчал. Он смотрел.
К потолку ангара был прикреплён транспарант:
«Порядок важнее свободы. На Марсе не выживает слабый. Здесь не Земля.»
Один из новеньких – молодой, испуганный – начал задавать вопрос охраннику. Что-то про условия. Про еду. Про сон.
Охранник даже не посмотрел. Просто нажал кнопку на наручном интерфейсе. Из потолка выстрелил электрошоковый импульс. Парня отбросило в сторону. Он упал, захрипел, задрожал.
– Это был первый и последний ваш вопрос, – произнёс голос через динамик. – Здесь нет демократии. Нет объяснений. Только команда.
Настоящее испытание начиналось здесь.Алексей сжал кулаки. Он понял: суд был только прелюдией. В конце распределения каждому выдали цифровой браслет с имплантом и назначение:
Колесников Алексей. Сектор 9. Зона внешнего контура. Задача: патруль. Допуск уровня 2. Проживание: блок 17-В.
– Что это значит? – спросил Алексей у себя под нос. Но никто не ответил.
Он поднял глаза.
На нём что-то двигалось. В шахтах. В развалинах. Под слоем пыли.На голограмме планеты, висящей над их головами, Марс не выглядел пустым.
Сектор 9 находился в самом дальнем кольце «Лотоса». Протяжённые коридоры вели всё ниже и ниже – под землю, под бетон, под слои ржавчины и марсианской пыли. Под ногами гудели трубы. В воздухе стоял запах перегретого металла, смазки и человеческого пота.
Блок 17-В располагался в одной из заброшенных шахт первой волны колонизации, переоборудованной под казарму. Пятьдесят две капсулы. Один душ. Один фильтрованный бачок воды. Камеры слежения в каждом углу. Громкоговоритель с ежедневными инструкциями.
Двери открывались по сигналу из центральной комманд-секции. Ни у кого не было собственных ключей. Ни у кого не было права на личное пространство.
Алексею выдали койку №38. Внизу. Возле вентиляционного выхода, откуда тянуло кислородом с привкусом пыли и крови.
Он прошёл мимо других заключённых. Кто-то спал. Кто-то просто смотрел в потолок. Один – лысый, с зашитыми губами, – вырезал что-то на куске пластика. Другой – крепкий мужчина лет пятидесяти с жёлтым шрамом на скуле – смотрел прямо на Алексея.
– Новый? – хрипло спросил он.
Алексей кивнул.
– Военный?
– Бывший.
– Здесь все бывшие. Бывшие убийцы. Бывшие политики. Бывшие идеалисты. Бывшие люди.
Он протянул руку.
– Вик. Блок старший. Неофициально, но ты меня будешь слушать, если хочешь проснуться утром живым.
Алексей пожал руку. Кожа на пальцах Вика была как наждак.
Через час раздался сигнал. Громкий, жужжащий, будто кто-то вбивал гвоздь в ухо.
– Группа патруля: 17-В, 38, 42, 29. Срочный выход. Зона внешнего барьера. Обнаружено расхождение сигнала в тоннеле Т-3. Протокол 4-B. Экипировка в секторе R-2.
Вик махнул Алексею:
– Вот и началось.
Их экипировали на ходу: тонкие бронекомбинезоны, старые винтовки с оптическими визорами, дыхательные модули. К шлему крепилась камера. Всё фиксировалось. Всё – под контролем.
Они вышли через шлюз на поверхность.
Это был первый раз, когда Алексей увидел Марс не через купол, а вживую.
Небо – мертвенно-оранжевое. Пыль, будто дым. Ветра нет, но воздух словно шепчет. Красная равнина простиралась до горизонта, усеянная чёрными обломками, остовами старых станций, забытых контейнеров, сгоревших дронов.
