– А что я могу сделать? – я удивленно приподняла бровь. Не стала уже делать замечание по поводу некорректного обращения к пациентке. “Дамочка”. Пусть поработает немного и, если будет позволять себе такие высказывания, его тут быстро на место поставят. Это клиника так к пациентам не относится.
– Выпишите ее, и пусть катится ко всем чертям, – предлагает мужчина. В муниципальной больнице его бы предложение было принято с распростертыми объятиями. Там нормальных-то пациенток не жалуют, что уж говорить о неблагополучных.
– Если я ее выпишу, она точно сделает с собой что-нибудь дома, – объясняю свою позицию. Вот же прохиндей! Просмотрел карту девушку, пока я ее успокаивала. Понял, что я ее уже с пятницы держу просто так в отделении. Угроза выкидыша миновала, и я оставила ее лишь из-за нестабильного эмоционально-психического состояния. Созвонилась с мужем, и он одобрил мое решение. Он оплачивает счет, несмотря на то, что у них там происходит в семье. С его слов я и узнала, что старшая дочь умерла в больнице на прошлой неделе. Невероятное горе для семьи, вот у женщины и произошло расстройство на этом фоне.
– То есть ты ее держишь здесь исключительно из этих побуждений? – Демид усмехнулся. – Не потому, что здесь пребывание в сутки стоит как в хорошей гостинице?
– Нет, не потому, – я ожидала, что мои действия могут быть рассмотрены с такой точки зрения. И с главой отделения я это тоже обсудила. – По себе не суди.
Я развернулась и пошла по коридору. Ох, как у меня чесался язык ответить ему что-то резкое, колкое, но я старалась максимально держать себя в руках. Хоть и не удержалась в самом конце. И ушла скорее из-за того, что побоялась, что сорвусь и наговорю всякого.
Конечно, он мужик. Что ему до женских переживаний? Он денег на аборт дал, и все у него зашибись. Нигде не жмет и не чешется. А каково женщине, которая должна принять решение? Убить ли жизнь внутри себя или родить? Да и родить-то по факту не самое сложное, хоть и не самое и приятное. А вот одеть, обуть, воспитать – это стоит большего. Откуда-то взялись две слезинки, что скатились по щеке, и я зло их смахнула. Еще чего! Не буду я плакать из-за этого козла!
Вернулась в ординаторскую, где еще сидела Юлька и доедала сушеные бананы. Мама купила сушилку для фруктов и овощей и теперь вот балует меня, а заодно и Юльку, так как она съедает половину моего обеда, всякими вкусняшками. Вчера были чипсы из яблок.
– Ну че? – подруга сыто улыбнулась и отставила пустую кружку.
– Да ничего, – устало села на диванчик, что приютился в уголке ординаторской. – Поговорила с Кроссовским.
– Да ладно? – она стряхнула с рук крошки и пересела ко мне на диван. – Рассказывай.
– Да че рассказывать? – я понимала, что если сейчас начну пересказывать, то просто заведусь снова и крышку у чайника сорвет. – Нечего рассказывать. Он подумал, что я беременяшку из второй палаты держу в отделении из-за денег, а не потому, что боюсь, что она вскроется дома, если я ее выпишу, – вроде постаралась в двух словах рассказать, но все равно чувствую, как волна негодования поднимается где-то внутри.
– Вот же козел! – Юля покачала головой. – А ты ему че?
– А я сказала, чтоб по себе не судил, – я скривилась, настолько мне было неприятно разговаривать на эту тему. – Слушай, давай не будем это обсуждать. У меня моральная изжога от этой темы.
– А про тебя и Тимура ничего не спросил? – подруга словно проигнорировала мои слова.
