- Княгиня Львова? – уточнил Саша.
- Да. Между прочим, вдова того самого
князя Львова, который, будучи цензором, разрешил публикацию «Записок охотника»
и был уволен.
- Боже мой! – поразился Саша. – Их
хотели запретить?
- Да, - кивнул граф. – Вы же сами прекрасно
находите параллели, Ваше Высочество.
- Тургенев сильнее Радищева как
писатель, но много умереннее. И более полувека спустя. Было бы что запрещать!
Граф пожал плечами.
- При всем моем уважении к дедушке, он
иногда бывал не прав, - заметил Саша. – И при всем моем уважении к княгине
Львовой – это не та Софья. Есть еще? Помоложе.
- Зачем вам? – спросила госпожа
Миллер.
- Я где-то слышал это имя, - объяснил
Саша. – Хочу понять, правильно ли запомнил.
Толстой задумался.
- У меня был дядя Николай, он умер в
прошлом году. А у него сын Лев, мой двоюродный брат. И у него есть маленькая
дочка Соня. Моя двоюродная племянница. Но ей только пять лет.
- Софья Львовна Перовская, -
проговорил Саша.
- Вы ее искали? – спросила Софи.
- Возможно, - кивнул Саша. – Алексей
Константинович, можете мне о вашем кузене поподробнее рассказать?
- Лёва окончил Институт инженеров путей сообщения,
служил в инспекции городских дорог, потом в лейб-гвардии адъютантом, вышел в
отставку штабс-капитаном. Потом где только не служил: и по Почтовому ведомству,
и по Таможенному. Сейчас вице-губернатор Пскова.
- То есть он сейчас в Пскове с семьей?
– спросил Саша.
- Да, - кивнул Толстой.
- А где вы слышали про Софью Перовскую?
– спросила Миллер.
Саша пожал плечами.
- Мне казалось, что это какая-то
писательница или актриса. Но, наверное, я перепутал. Кстати, о писателях.
Думаю, и Радищев, и Тургенев впали в одно и то же заблуждение. Тургенев решил,
что его весьма умеренную книгу пропустит цензура, потому что в правительстве
один за другим формируются тайные комитеты по крестьянскому делу, а у нас
ничего не тайна. Но хоть не арестовали.
- Задержали, - заметил Толстой, - Месяц
на съезжей, два года ссылки в своем имении. Но формально не за книгу. Я говорил
тогда с вашим батюшкой, и понял, что к Ивану Сергеевичу есть и другие
претензии.
- Папа́ помог? – спросил Саша.
- Да, - сказал граф. – Я сразу смог
передать Тургеневу книги. Посещение на гауптвахте было запрещено.
- И потом его вытащил, - заметила
Софья Андреевна.
- Со съезжей?
- Из ссылки тоже, - сказала госпожа
Миллер.
- Как? – спросил Саша.
- Ходатайствовал перед Дубельтом,
управляющим Третьего отделения, и графом Орловым, начальником того же
ведомства, - объяснила Софи.
- Больше всего помогла доброта вашего
отца, - сказал Толстой.
- Значит есть смысл его просить, -
решил Саша. - Если кого-то надо будет вытаскивать, пишите сразу мне. К
сожалению короткие периоды истории, когда в России не было полит… политических заключенных,
можно по пальцам пересчитать. А формально за что?
- Слишком восторженный некролог
Гоголю, слишком частые поездки заграницу, слишком много сочувствия к крепостным
и лестный отзыв о нем Герцена, - объяснил Толстой.
- Саш, как бы тебя не пришлось
вытаскивать, - заметил Никса.
- Да, ладно! – сказал Саша. –
Перестройка же!
- Будем надеяться, - улыбнулся Никса.
– А то пиши сразу мне.
- Так о Радищеве, - продолжил Саша. -
Когда он напечатал в своей частной типографии не столь изысканное, зато довольно
радикальное «Путешествие», думаю, он помнил о том, что Екатерина Алексеевна
переписывалась с Вольтером и надеялся, что своего доморощенного Вольтера она не
тронет. Но прабабке нашей при всем моем к ней уважении было важнее казаться, а
не быть. Французский Вольтер был почитаем и обласкан, а русский уехал в
Сибирскую ссылку. Я все надеюсь дожить до того момента, когда государь наш
скажет: «Мы Вольтеров в тюрьму не сажаем».
