Я смотрел на них молча.
– Это не страх. Это просроченный крик. И если он прав, – я поднял бровь, – у вас максимум месяц. Или неделя.
– Мы это понимаем, – кивнул он.
– Хорошо. Тогда вы получите ответ. Но предупреждаю: если окажется, что это драма без фактов – вы платите мне за тишину.
И уже снова положил руку на дверную ручку, когда голос за спиной стал ниже. Глуше. Почти интимным.
– Если всё подтвердится… – начал он, – её нужно будет вытащить.
Я замер.
– Тихо. Без шума. Так, чтобы он не успел понять, что проиграл.
Я обернулся, взгляд чуть прищурился.
– Ты хочешь вытянуть жену из дома бизнесмена, у которого люди в полиции, в городской думе и на портах. Не оставив следов?
– Именно, – кивнул он.
Пауза.
– Она не должна заподозрить, что кто-то вмешивается. Должна думать, что сама всё решила. А он… – Мужчина поиграл пальцами по столу. – Он должен сойти с ума. Не от удара – от ожидания. От чувства, что всё уходит у него из рук. Деньги. Уважение. Контроль.
Я молчал.
Он не остановился.
– Мы хотим, чтобы он потерял всё. Постепенно. Правильно. Чтобы каждый день вёл его к краю. А потом… – Он чуть усмехнулся, не договаривая. – Исчезновение. Без лишних глаз. Без шума.
Он смотрел на меня с ожиданием.
А я просто стоял.
Спокойно.
Как всегда.
– Вам нужен не мститель. А хирург.
– Нам нужен ты, – сказал он так же тихо. – Она – под нашей защитой. Это долг. А он выбрал себе врагов, когда забыл, кто поставил ему стол и стул в этом городе.
Я подошёл ближе.
– Мне нужны люди. И доступ к их охране.
Он кивнул.
– Считай, они у тебя уже были.
Я взял папку, что лежала рядом с ним на столе.
– Тогда начнём с того, что она привыкла к страху. А значит, будет защищать даже того, кто ломает ей кости.
– Поэтому тебе нельзя ошибаться.
Я уже шёл к выходу.
– Никогда не ошибаюсь. Просто иногда решаю, кого стоит спасти.
Выйдя из здания, вдохнул тяжёлый воздух доков. Здесь пахло солью, машинным маслом и деньгами, которые давно не были чистыми.
Машина ждала на углу – тёмно-серая, без опознавательных знаков. Сев, молча завёл и дал городу ускользнуть за стеклом. Он не знал, что кто-то только что начал считать его пульс.
На красном свете я вытащил сигарету. Огонёк вспыхнул, осветив на миг старый шрам под глазом. Затянулся. Горечь была приятной. Почти домашней.
До дома – двадцать минут, если не торопиться. Я не торопился. Вещи, сделанные правильно, никогда не делаются быстро.
––
Дверь открылась с лёгким скрипом, и в полумраке раздался глухой стук, как только она захлопнулась.
Пройдя внутрь, бросил пальто на спинку кресла. Потянулся к бутылке на столе, но передумал.
Вместо этого – снова сигарета. Щелчок зажигалки.
Тишина.
Привычная. Стерильная.
Потом – шаги к комнате, что заперта всегда.
Щелчок кода. Замок щёлкнул, будто знал, что открывается ради чего-то важного.
Белая доска на стене. Пустая. Как новый лист, перед которым молчат даже мысли.
Я подошёл ближе. Медленно снял крышку с маркера. Чёрного.
Слева – первое имя.
Бриэль Уилсон.
(Теперь – Харрис.)
Справа – другое.
Антонио Харрис.
41 год. Позиция – выше крыши. Грязь – под ней.
Между именами – только одна тонкая линия. Пока.
Но она натянута до звона.
Я сделал ещё пару пометок. Без лишних деталей. Всё важное – в голове.
А доска… Доска – как фронт. Пока пустой. Но к утру на ней будет кровь. Бумажная.
Я курил.
И ждал, пока город не подаст первый сигнал.
В этой истории есть запах крови, но главное – страх. И если он действительно живёт в её доме, то я его найду.
