Мне, не привыкшему к соленой пище, было сложно что-то есть в Бесчудье в первое время. А потом наоборот — сложно было по возвращении. В конце концов за годы скитаний мне стало одинаково вкусно что с солью, что без, но когда я был один, я все-таки предпочитал самую малость подсаливать нашу с Батаней пищу.
Лес оказался довольно пустынным. Нет, конечно, зверья, ягод и прекрасно видимых чудским зрением да с особым наговором грибов здесь было видимо-невидимо, а вот чудских тварюшек — совсем мало. Мне встретились только совсем молодой лешак да юркая пугливая лесавка. Первый по-человечьи разговаривать не умел, а вторая забоялась приближаться, хотя я и позвал ее ласково пару раз.
Когда жареха была готова, я снял сковороду с огня и поставил взамен котелок. Брусники вокруг росло просто неприлично много, и в итоге то, что должно было быть моим любимым чаем с теми самыми волшебными листьями из Бесчудья, превратилось скорее в компот. Но это все равно было очень вкусно, и мы с Батаней с удовольствием осушили по кружке.
Ночного леса я не боялся. По крайней мере, обычно. Конкретно здесь мне хотелось все время озираться, даже зная, что нас вместе с костром надежно укрывают самые сильные чары, которые я знал. Ни человек, ни зверь, ни чудовище, ни даже глупый комар нас за ними не увидит, не учует, не почувствует. И все равно мысль о том, что где-то там может бродить тварь, которая убила целую деревню чудиц, не давала мне покоя.
Постель у меня сегодня намечалась королевская. От влажности и холода меня надежно хранили суседковы чары, которые Батаня все же рискнул наложить после долгих раздумий, а мох здесь был таким толстым, что не всякая перина выдержала бы конкуренцию.
Что же касается твари… Я убедил себя в том, что нужно быть ну очень везучим чертовым отродьем, чтобы натолкнуться на нас в ночном лесу. Тем более что для того, чтобы заметить, на нас нужно было буквально наступить.
Пусть и не такой уж населенный, ночной лес все равно светился чудской синевой. То там, то тут вспыхивали синие всполохи — у самой земли, среди деревьев и высоко над головой. Устроившись со всем возможным удобством, я рассеянно следил за ними сквозь подступающую дрему, любуясь зрелищем, недоступным простому смертному, когда на меня вдруг шлепнулось что-то тяжелое. Вздрогнув от неожиданности, я резко поднял голову и увидел перепуганного Батаню. Прижавшись к моей груди, он теперь неотрывно смотрел в ту сторону, где далеко за лесом осталась деревня. Я осторожно сел, опуская его на колени, и посмотрел тоже.
Сначала ничего такого заметно не было — все те же всполохи, все та же ночная чудская суета. А потом я увидел. Та часть чащи, что была пока еще очень далеко от нас, не светилась, не играла голубыми вспышками. Словно один район большого города через пару кварталов вдруг оказался обесточен и окутан ночной темнотой. И темнота эта приближалась.
Несколько долгих секунд я пытался понять, что случилось, а потом осознал: лесные чудицы просто разбегались от чего-то. Или кого-то…
А потом в далекой кромешной темноте я увидел другое свечение. Пока еще едва различимое, мерцающее из-за того, что двигалось сквозь деревья, оно все же было отчетливого фиолетового оттенка.
Фиолетовый. Я видел такое совсем недавно на поляне, где кровь смешалась с рассыпанной чудью. Красное и синее вместе.
Кем бы ни было то, что приближалось к нам сейчас из-за деревьев, на нем была человеческая кровь.
