Цирцея - страница 4

Итак, я прошу Вас, наконец, поскольку восполняю всякий недостаток добротой своего желания, благосклонно принять его, веря, что я не хочу ничего более, как всегда служить Вам и почитать Вас, что является моим долгом, ибо я Ваш вернейший и преданнейший слуга.

Из Флоренции 1 марта 1548 г. Джовамбаттиста Джелли

Когда Улисс возвращался после Троянской войны на свою родину в Грецию и был занесен ветрами, неблагоприятными для его плавания, во многие разные страны, он прибыл, наконец, на остров Цирцеи и был ею очень благосклонно принят; там он оставался некоторое время благодаря большой любезности, оказанной ею; желая снова вернуться на свою родину, он просит позволения уехать и одновременно просит, чтобы она вновь сделала людьми всех греков, которые были ею превращены в разных животных и находились там [на острове], с тем чтобы он мог увезти их с собой в их дома. Цирцея дарует ему эту милость, но с таким условием: чтобы от него получили это только те, которые желают [снова стать людьми], а другие остались бы там кончать свою жизнь в телах зверей. И чтобы он мог узнать это от них, она дарует возможность поговорить с каждым [так же], как когда он был человеком.

По всему острову ищет [их] Улисс и разговаривает со многими, которые по разным причинам желают скорее остаться в том состоянии, нежели вновь стать людьми. Наконец, он находит одного, кто, рассматривая обстоятельно величие человека и то, насколько он через посредство интеллекта более благороден, чем любое другое животное, желает вновь стать человеком, каким он был. Отчего возвращенный Улиссом в свое первое бытие, он, как свойственно человеку, выразив сначала признательность и воздав благодарность Богу, наилучшему и величайшему, с радостью отправился [затем] вместе с [Улиссом] на свою родину.

Улисс. Хотя любовь, которую ты ко мне питаешь, славнейшая Цирцея, и бесконечные услуги, которые я получаю от тебя, – причина тому, что я охотно нахожусь у тебя на твоем красивом и приятном островке, любовь к родине и желание после столь долгого странствия увидеть самых дорогих своих друзей постоянно побуждают меня уехать от тебя и возвратиться в свой дом. Но прежде чем я уеду, я хотел бы знать, есть ли среди тех, кого ты превратила во львов, волков, медведей и других зверей, какой-нибудь грек[13].

Цирцея. Их здесь достаточно, мой милый Улисс. Но почему ты меня спрашиваешь об этом?

Улисс. Мы можем посидеть на этой скале, где вид изменчивых волн моря и приятное ощущение от теплых ветров, которые сладостно веют, проходя через множество ароматных долин, сделают нашу совместную беседу гораздо более приятной – и я тебе скажу об этом.

Цирцея. Сделаем то, что ты хочешь: я ведь не желаю другого, кроме как угодить тебе.

Улисс. Причина, по которой я спросил у тебя, прекраснейшая Цирцея, нет ли среди тех, кого ты обратила в зверей, какого-нибудь грека, – в том, что я хотел бы вымолить у тебя своими просьбами, чтобы они вернулись в свое человеческое бытие и могли возвратиться со мной к себе домой.

Цирцея. А почему ты желаешь этого?

Улисс. Из-за любви, которую я чувствую к ним, так как у нас одна и та же родина [и] так как я надеюсь за это заслужить большую похвалу у своих греков, тогда как, напротив, я навлек бы на себя, думаю, немалое порицание, зная, что мог вытащить их из такого жалкого и несчастного состояния, но оставил их вести столь жалким образом жизнь в телах зверей.