Цирцея - страница 7



Улисс. Это не довод, потому что, если она сделала нас голыми и покрытыми шерстью настолько тонкой, что нам причиняет вред любая малейшая вещь, то она это сделала вот почему: поскольку мы должны проявлять воображение и другие наши внутренние чувства гораздо тщательнее, чем вы, дабы затем они служили интеллекту, подобало, чтобы наши члены и особенно те органы и те орудия, где производятся эти действия, были из более благородной и более легкой материи, и также еще чтобы была [у нас] более тонкая кровь и больше тепла, чем у вас: откуда рождается слабость нашего телесного строения (complessione). Потому что, если бы мы были составлены из жидкостей более грубых и крови более жирной (grosso), как вы, откуда происходит, что вы более сильного и более мужественного телесного строения, чем мы, но отнюдь не более долгой жизни, поскольку это происходит из умеренности телосложения (temperatura della complessione), в чем мы вас значительно превосходим[16], и потому у нас чувство осязания гораздо более совершенное, чем у вас, поскольку оно ощущает любое малейшее различие, то из этого бы следовало, что мы, как вы, обладали бы малым знанием и малым умом. Ибо, как говорят физиогномисты, нравы души следуют за строением тела[17]; откуда всегда видно, что частям тела (членам) льва следуют нравы льва, частям тела медведя – нравы медведя. И чтобы [убедиться], что это истина, поразмысли над тем, что ты видишь среди людей: те, кто составлен из грубых жидкостей, – также грубого ума, и, напротив, те, у кого тонкая и легкая плоть, – также тонкого ума. Так что природа, желая создать нас разумными и обладающими совершеннейшим знанием, как бы была вынуждена сделать нас такими.

Устрица. О! Я не хочу даже думать, что она была вынуждена, ибо, когда она создавала все вещи, она могла их создать по-своему; и могла очень хорошо придерживаться другого правила и сделать так, к примеру, чтобы была вода, которая бы жгла, и огонь, который бы охлаждал.

Улисс. О! И не было бы в мире того столь восхитительного порядка, который существует среди творений, откуда, по признанию каждого, происходит его красота.

Устрица. И был бы здесь другой порядок, из которого родилась бы красота другого рода, которая была бы, может быть, более прекрасной, чем эта.

Улисс. О! Когда мы в сомнении, мы идем вслепую. Но какое имеет значение то, что природа создала нас голыми, если она дала нам столько знания и столько сил, чтобы одеваться в одежды, [сделанные] из вас?

Устрица. Да, но с какой опасностью? Со сколькими из вас происходило несчастье из-за желания схватить нас, чтобы мы служили вам [какими-то] из частей нашего [организма]? И кроме того, с каким трудом? Потому что, если вы хотите использовать для себя наши шкуры, вам необходимо обработать их, если нашу шерсть – вам необходимо спрясть ее, соткать и сделать с ней тысячу других вещей, прежде чем вы доведете ее до такого вида, чтобы можно было использовать ее.

Улисс. О! Эти труды нам сладостны и приятны, более того, они как бы времяпрепровождение[18].

Устрица. Да, тем, кто делает это ради удовольствия, как иной раз делаешь ты. Но порасспроси-ка об этом тех, кто делает это, вынуждаемый необходимостью и чтобы получить от своих тяжелых трудов возможность приобрести то, что надо; и ты увидишь, скажут ли они, что эти труды кажутся им сладостными. Я сам знаю, потому что, когда я был человеком, мне настолько не нравилось работать [на земле], что, как я тебе сказал, я сделался рыбаком; и я охотно принялся бы за любой большой тяжелый труд, чтобы не работать [на земле], так как считал [эту работу] ремеслом волов, которые работают всегда, и когда более не могут, им дают молотком по голове.