Цирцея - страница 6

Улисс. О! Я хотел бы это ясно увидеть.

Устрица. Итак, послушай меня. Но видишь [ли], я хочу, чтобы ты обещал мне предостеречь меня, когда я открываюсь, как видишь, для разговора с тобой, чтобы не вышел какой-нибудь предатель (traditorelli) из этих морских крабов и не бросил камешек между створками раковины, отчего я не мог бы потом закрыть их.

Улисс. А почему это?

Устрица. Чтобы вытащить меня наружу своими губами и съесть, как обычно делают, когда видят нас открытыми.

Улисс. О! Ты слышишь о тонкой хитрости! И кто научил вас охранять себя от них и избегать таким образом этого их обмана?

Устрица. Природа, которая никогда не отказывает никому в необходимых вещах.

Улисс. Оставь любое подозрение и говори без опаски, потому что я тебя предупрежу.

Устрица. Ну, выслушай меня. Скажи-ка мне, Улисс, вы люди, которые так хвалите себя за то, что более совершенны и более благоразумны, чем мы, так как обладаете мышлением (il discorso della ragione)[14], цените ли более те вещи, которые считаете лучшими, чем другие?

Улисс. Да, несомненно. Более того, это один из тех признаков, откуда можно узнать о нашем совершенстве и благоразумии; ибо оценка каждой вещи одинаково (в равной степени) происходит из малого знания природы и качественности вещей и является признаком глупости.

Устрица. И вы их любите больше, чем другие?

Улисс. Да, потому что за знанием следует любовь либо ненависть: поэтому все те вещи, которые оказываются для нас добрыми, любят и желают их; и, напротив, тех, которые кажутся нам порочными, ненавидят и избегают.

Устрица. И, любя их более, чем другие, вы разве не проявляете также бóльшую заботу о них?

Улисс. О! Кто сомневается в этом?

Устрица. А ты не думаешь, что это самое делает также и природа или тот ум (intelligenza), который руководит ею? И [делает] с гораздо большим основанием, чем вы, так как она не может ошибаться, как я уже много раз слышал от афинских философов, когда, чтобы продать выловленную рыбу, стоял у тех портиков, где они находились добрую часть дня, чтобы вместе беседовать и спорить.

Улисс. Я тоже так думаю.

Устрица. О! Если ты соглашаешься со мной в этом, [значит] ты согласился со мной и в том, что мы лучше и благороднее вас.

Улисс. И каким образом?

Устрица. Потому что, раз природа принимает в расчет больше нас, чем вас, из этого следует, что она любит больше нас; и любя нас больше, она это делает только по той причине, о которой я тебе сказал.

Улисс. О! Ты мне кажешься первым логиком Афин.

Устрица. Я не знаю, что такое логика; подумай, как я могу быть логиком! Говорю так, как меня научила природа. И это заключение (ragione), умей его делать всякий, кто обладает разумом, и является вернейшим.

Улисс. Да, если бы было верно, что природа больше считается с вами, чем с нами.

Устрица. О! Это легко проверить, и если ты хочешь, чтобы я тебе это доказал, послушай меня. И поскольку ты в этом более способен, я хочу, чтобы мы начали с первого дня, как она произвела и вас, и нас в мир, – дня нашего рождения; поэтому, скажи-ка мне, какую заботу она проявила, считаясь с вами, если заставила вас родиться голыми?[15] И, напротив, она показала, что достаточно ценит нас, заставив нас прийти в мир одетыми: кто – в скорлупу, кто – в шерсть, кто – в чешую, кто – в перья, и кто – в одно, кто – в другое; [в этом], несомненно, знак того, что ей было гораздо больше по сердцу сохранение нас.