Надежда не просто умерла. Она обратилась в прах, обнажив чудовищную, бесчеловечную правду Оптимума. И в этом прахе сгинула не только вера Элины в спасение сына, но и последние остатки ее собственной человечности. Она сидела, глядя в пустоту, а над ее головой, ярко-желтый и обманчиво стабильный, светился нимб ее Спонсорского ОРЖ – памятник совершенной сделке и совершенному поражению. Рядом пульсировал красный 3.5% над Мишей – цифра-призрак, цифра-надгробие. А в ее разбитом сознании эхом звучали только холодные слова теневого прогноза: Ресурсозатратная единица. Коэффициент 0.87. Оптимальное решение: полная остановка ресурсных затрат. Мир сузился до этих слов. И в нем не осталось места ни для чего другого.
Глава 6: Трещина в Матрице
Кататония длилась неопределенное время. Минуты? Часы? Элина существовала в вакууме, где единственными ощущениями были монотонный гул вентиляции и прерывистый, хриплый звук дыхания Миши. Ее тело функционировало на автомате: вставало на работу, сортировало бесконечные потоки чужих отчаяний в прозрачной кабинке, возвращалось в клетку, глотало безвкусную пасту. Алексей смотрел на нее с растущим ужасом и беспомощностью. Он пытался говорить, но слова отскакивали от ледяной пустоты в ее глазах. Даже имплант, казалось, притих, регистрируя лишь плоскую линию глубокой депрессии и нулевой социальной активности. СКС застыл на отметке 1 – чисто технический показатель, что она еще дышит. Ее Спонсорский ОРЖ, взлетевший было к небесам, теперь медленно сползал вниз – без эмоциональной подпитки Пакет «Альтруист-Омега» терял свою ценность. Система, получив финальный, самый ценный кусок ее души – данные о полном крахе – постепенно теряла к ней интерес. Она стала… отработанным материалом. Как и Миша.
Разрушила эту ледяную скорлупу случайность. Мелочь. В Центре Обработки Потоков, во время обязательного пятиминутного «перерыва для оптимизации когнитивной функции» (когда всем работникам предписывалось смотреть на успокаивающие голограммы природы), Элина стояла у репликатора воды. Рядом, такой же серый призрак в комбинезоне Уровня 3, был Игорь. Немолодой, с вечно усталыми глазами и легким тремором рук – последствия старой производственной травмы, не дотянувшей до статуса «инвалидности, требующей повышенных затрат». Они редко обменивались словами, лишь кивками. Но сегодня, пока машина с гудением выдавала их порции обогащенной жидкости, он вдруг тихо, не глядя на нее, пробормотал:
«Видел вчера в Секторе Дельта… Ремонтники вскрывали панель. Провода старые, все в изоленте…» Он сделал глоток воды. Его голос был настолько тихим, что Элина едва расслышала сквозь гул зала. «Смеются, сволочи. Говорят, „держится на честном слове да на тех, кто умеет не генерировать лишнего“…»
Он замолчал резко, как будто споткнулся. Его глаза, обычно тусклые, метнулись по сторонам с животным страхом. Он осмотрел ближайшие камеры, датчики на потолке, словно проверяя, не зафиксировали ли микрофоны его шепота. Потом резко повернулся к Элине, и в его взгляде было что-то дикое, предупреждающее. Не сочувствие, а панический страх за себя. Он недвусмысленно посмотрел на ее имплант, затем снова в ее пустые глаза, и быстро, почти побежал прочь, сливаясь с потоком серых фигур, возвращавшихся к своим терминалам.
Не генерировать лишнего.
Слова повисли в воздухе, неожиданные, чужие. Они не вписывались в плоский ландшафт ее сознания. Они были… инородным телом. Как щебень, брошенный в гладкую поверхность льда.
