Читать онлайн Алексей Кирсанов - Данные

Свет был ровным, без теней, как и полагалось в учреждении Зоны Бета-7. Стерильный, чуть голубоватый, он лился из панелей потолка, отражаясь в гладких, легко моющихся поверхностях. Воздух пахнет озоном и слабым, неуловимым химическим ароматом, призванным убивать, микробы и, возможно, надежды. Элина сидела на жестком кресле из переработанного полимера, пальцы бессознательно сжимая и разжимая край своего скромного, серого комбинезона – стандартной униформы Генератора Данных Уровня 3. Рядом, прижавшись к ней боком, дремал Миша. Его дыхание было поверхностным, с легким присвистом, знакомым до боли. Его маленькая рука лежала в ее ладони, хрупкая и горячая.

Имплант под левой ключицей, тот самый крошечный узелок технологий и контроля, вдруг вибрировал короткой, пронзительной серией импульсов. Не боль, а холодный укол тревоги прямо в нервный узел. Элина вздрогнула. Миша пробормотал что-то невнятное во сне, но не проснулся. На сетчатке ее правого глаза всплыло уведомление, перекрывая часть стерильно-белой стены приемной. Безликий, генерированный голос прозвучал тихо, только для нее, прямо в слуховой центр:

«Уведомление Системы Оптимум. Запрос ID-734-Эль-Гамма: Лечебно-восстановительный комплекс „Кардио-Реген“ для субъекта ID-734-Миш-Гамма. Статус: ОТКЛОНЕН. Основание: Неудовлетворительный Прогноз Жизнеспособности (ПЖ) и Ожидаемой Общественной Полезности (ООП) после вмешательства. Текущий ПЖ субъекта: 2%. Рекомендация: Паллиативный протокол „Комфорт-Базис“. Обработка запроса завершена. Благодарим за доверие Системе.»

Слова повисли в воздухе, тяжелые и нереальные. «Отклонен». «2%». «Паллиативный протокол». Они бились в сознании, как птицы, попавшие в стекло. Элина замерла. В горле встал ком. Она посмотрела на Мишу. Его ресницы, темные и длинные, как у нее, лежали на бледных щеках. В уголках губ – следы усталости. Всего восемь лет. И всего… два процента. Цифра горела на сетчатке, кроваво-красная, неотвязная. Два процента шанса, что его сердце, это капризное, с рождения несовершенное чудо, выдержит. Что он выдержит.

Дверь кабинета бесшумно отъехала в сторону. В проеме появилась доктор Карина. Ее лицо, обычно спокойное, профессионально-участливое, сейчас казалось изможденным, уголки губ подрагивали. Она не носила имплант видимо – привилегия высших медицинских рейтингов, – но ее взгляд был таким же подключенным, сканирующим реальность сквозь невидимые интерфейсы. Она увидела Элину, увидела цифру, которая, вероятно, светилась и в ее собственных протоколах, и мягко вздохнула.

«Элина Васильевна… Проходите, пожалуйста.» Голос Карины был тише обычного, чуть хрипловатым.

Кабинет был таким же безличным, как приемная. Экран на столе показывал сложные графики, геномные карты, цифры – холодное свидетельство несовершенства Мишиной ДНК, его статистической обреченности. Элина усадила сонного сына на стул, сама осталась стоять, опираясь ладонями о холодную столешницу. Ее собственный имплант ныл тупой болью – тревога, отчаяние, гнев, все это фиксировалось, оценивалось, понижало ее и без того невысокий Социальный Коэффициент Стабильности (СКС).

«Доктор… это ошибка,» выдохнула Элина. Голос звучал чужим, сдавленным. «Он… он борется. Вчера сам дошел до окна. Смотрел на голубей…» Она знала, как это звучит – жалко, беспомощно. Не данные, не цифры. Просто материнская слепота.

Карина опустила глаза на экран. Ее пальцы бесцельно провели по сенсорной панели. «Система проанализировала все, Элина Васильевна. Генетическую предрасположенность. Анамнез. Отклик на предыдущую терапию. Экономический вклад вашего домохозяйства… Вашу социальную связность.» Последние слова она произнесла чуть тише. Социальная связность Элины была низкой. Не было времени на виртуальные клубы по интересам, на генерирующие позитивные данные соц-ивенты. Были работа, дом, Миша, редкие, усталые встречи с такими же, как она, «низкорейтинговыми» матерями на скамейке у детской поликлиники. Данные об этом были скудны и не впечатляли Оптимум.

«Но есть же новые протоколы! Клинические испытания? Что-то!» Элина слышала истеричные нотки в своем голосе и чувствовала, как имплант регистрирует всплеск кортизола. Снижение СКС. Риск эмоциональной нестабильности.

Карина покачала головой. Грусть в ее глазах была искренней. «Доступ к экспериментальным протоколам требует исключительно высокого Общего Рейтинга Жизнеспособности (ОРЖ) пациента и спонсора. Или… колоссальных личных инвестиций в Генерацию Данных.» Она замолчала, как бы взвешивая слова. Пальцы снова замерли над экраном. «Оптимум… он не всегда показывает полную картину. Есть внутренние модели. Прогнозы. Иногда… они жестче официальных.»

«Что вы хотите сказать?» Элина наклонилась вперед, ловя взгляд врача.

Карина быстро провела пальцем по экрану, погасив его. «Я не имею права доступа к внутренним теневым моделям для пациентов с ОРЖ ниже порогового. Но…» Она понизила голос до шепота, хотя знала, что стены здесь не слышат, а Оптимум слышит все. «Иногда… люди с очень низким ОРЖ… в этих внутренних отчетах… их обозначают не как пациентов. А как… „ресурсозатратные единицы“.» Она произнесла это слово с отвращением, словно пробуя на вкус горечь. «Вложение в них считается экономически нецелесообразным. Даже если лечение теоретически возможно.»

Мир вокруг Элины сузился до точки. Стерильный свет, запах озона, тихий свист дыхания Миши – все это растворилось. Остались только слова: Ресурсозатратная единица. Ее сын. Ее мальчик, который смеялся, когда они лепили снеговика прошлой зимой (как давно это было?), который шептал ей на ухо перед сном свои детские секреты. Единица. Затратная.

Она оглянулась на Мишу. Он проснулся, его большие, слишком взрослые для его возраста глаза смотрели на нее с немым вопросом. «Мама? Что доктор сказала?»

Элина заставила губы растянуться в подобие улыбки. «Сказала… что ты молодец. Что борешься.» Голос дрожал. Она подошла, обняла его, прижала к себе, вдыхая запах детских волос, лекарств и слабой, но такой родной жизни. Два процента. Тень. Ресурсозатратная единица.

Она подняла голову, встретив взгляд Карины. Врач смотрела на нее с немой жалостью и… предостережением? «Есть… альтернативные пути временного повышения рейтинга,» проговорила она медленно, четко артикулируя, как будто читала инструкцию. «Альтруистические сервисы сверхнормативной Генерации Данных. Эмоциональный мониторинг. Анализ паттернов сновидений. Это… интенсивно. Инвазивно. Но иногда дает временный прирост ОРЖ спонсора и, как следствие, подопечного. Достаточный для… пересмотра некоторых решений Системы.»

«Что для этого нужно?» Элина спросила резко, почти грубо. Отчаяние сжимало горло.

«Заявление. Согласие на расширенный сбор. И… готовность платить очень высокую личную цену.» Карина отвела взгляд. «Подумайте, Элина Васильевна. Очень внимательно подумайте.»

Цена. Все в этом мире имело свою цену, измеряемую в гигабайтах полезности, в процентах жизнеспособности, в социальных баллах. Цена за квартиру размером с клетку. Цена за базовое питание. Цена за право дышать под вездесущим оком Оптимума. А теперь – цена за шанс. За эти два процента, превратившиеся в приговор.

Она взяла Мишу за руку. Его пальчики были липкими от пота. «Пойдем домой, солнышко.» Голос звучал ровно, странно спокойно. Внутри же бушевала буря, которую имплант фиксировал с беспощадной точностью: скачки пульса, адреналина, нейромедиаторов стресса. Снижение СКС. Повышение риска девиантного поведения. Требуется мониторинг.

Они вышли из поликлиники в серый мир Зоны Бета-7. Небо было затянуто вечной смоговой пеленой, сквозь которую тускло проглядывало солнце. Над головами прохожих светились полупрозрачные нимбы – их текущие ОРЖ, видимые всем через импланты. У большинства – стабильные зеленые или желтые цифры в диапазоне 60—80%. Уборщик, скребущий тротуар роботом-щеткой – 43%. Женщина с ребенком в коляске – 78%. Элина знала, что ее собственный нимб сейчас тускло-оранжевый, с цифрой, неуклонно ползущей вниз после вердикта Оптимума. А над Мишей… над Мишей, наверное, светилось то самое кровавое «2%», видимое всем, как клеймо.

Она крепче сжала его руку, стараясь идти ровно, не показывая дрожи, которую ощущала каждой клеткой. Мир вокруг казался чудовищно нереальным. Рекламные голограммы предлагали «Улучшите ваш ОРЖ! Новый пакет эмоционального обогащения!». Дроны-курьеры жужжали, как механические осы, по своим строгим траекториям. Люди спешили по делам, их лица были сосредоточены или устало-равнодушны, взгляды скользили мимо, фиксируясь лишь на нимбах друг друга, оценивая социальный вес, потенциальную полезность контакта.

Ресурсозатратная единица.

Слова жгли изнутри. Она посмотрела на Мишу. Он запрокинул голову, пытаясь разглядеть что-то высоко в сером небе – может, того самого робота-дрона, который развозил посылки. Его шея казалась такой тонкой, беззащитной. В его глазах не было страха перед цифрой, только усталость и детское любопытство к миру, который от него отказался.

Два процента. Цена. Альтруистические сервисы. Тень, скрывающаяся за официальным вердиктом. Элина шла, и ее мысли, обычно занятые сиюминутными заботами – купить дешевле синтезированный протеин, успеть на автобус, не допустить падения СКС ниже критического, – теперь крутились вокруг одного. Вокруг цифры «2», пылающей у нее на сетчатке, как незаживающая рана. Вокруг немыслимой цены, которую ей, возможно, придется заплатить. Вокруг холодной, бездушной логики Системы, назвавшей ее сына затратным ресурсом.

Она поднесла руку к ключице, к месту, где под кожей пульсировал крошечный узелок их рабства и их гарантированного, убогого выживания. Имплант отозвался привычной, едва заметной вибрацией – подтверждение ее местоположения, ее статуса, ее отчаяния. Элина сжала пальцы в кулак, так сильно, что ногти впились в ладонь. Боль была реальной. Человеческой. Неизмеримой. Впервые за долгое время она почувствовала нечто, не поддающееся переводу в гигабайты полезности или проценты жизнеспособности. Глухую, яростную волю сопротивляться.

Утро начиналось не с солнца, а с вибрации. Тонкой, навязчивой, как комариный писк, исходящей из-под ключицы. Имплант пробуждался первым, синхронизируясь с ритмом Оптимума. Элина открыла глаза в полумраке комнаты, размером с камеру хранения. Потолок был низким, стены – гладкими, окрашенными в унылый «успокаивающий» бежевый, рекомендованный Системой для жилых помещений Уровня Достаточности 3. Воздух циркулировал с тихим гудением, поддерживая постоянную температуру 21.5 градуса – оптимальную для продуктивности и минимизации энергозатрат.

Вибрация сменилась легким теплом, а затем – первым потоком. На сетчатке правого глаза всплыли цифры: время, температура в помещении, уровень CO2 (в норме), ее текущий СКС (Социальный Коэффициент Стабильности) – 58, тревожный оранжевый, упавший после вчерашнего вердикта. И главное: ОРЖ Миши. Кроваво-красное 2%. Оно горело, как не заживающая язва на восприятии мира. Элина зажмурилась, но цифра оставалась, проецируясь на внутреннюю сторону век. Оптимум напоминал. Оптимум знал.