Евнухи рухнули на колени. Перебивая друг друга, они стали умолять Атоссу о пощаде, ссылаясь на то, что в их положении остается только выполнять волю царя, какова бы она ни была, иначе можно расстаться с жизнью.
– Если бы мы отказались тогда помогать Камбизу, это ничего бы не изменило, – оправдывался Багапат. – Камбиз велел бы нас тут же обезглавить и воспользовался бы помощью других слуг.
– А мы, о несравненная Атосса, хоть и держали тебя, но делали это так, чтобы не оставить синяков на твоих прекрасных руках, – вторил Артасир. – Я даже закрыл глаза, чтобы не видеть того, что вытворял над тобой твой жестокий брат.
– И мы не обмолвились об этом ни одному человеку, – добавил Багапат, – чтобы слух об этой гнусности Камбиза не разошелся в Пасаргадах.
– Нам было дорого твое незапятнанное имя, о царица, – кивнул Артасир. – Мы и представить не могли, что в своей похоти Камбиз пойдет дальше, сделав законными супругами тебя и Роксану.
Атосса выслушала евнухов с непроницаемым лицом и сказала:
– Помните, что отныне ваша жизнь в моих руках. Бардия без ума от меня и выполнит любое мое желание. Если вы хотите, чтобы я забыла прошлое, то обязаны делать все, что я скажу.
Евнухи принялись заверять Атоссу, что готовы служить только ей.
– В таком случае достаньте сильного яду, но так, чтобы никто во дворце об этом не знал, – велела Атосса. – Яд передадите моей служанке по имени Атута.
Артасир и Багапат переглянулись.
– Мы все сделаем, как ты велишь, о госпожа, – склонив голову, произнес Багапат.
– Мы все сделаем, царица, – подтвердил Артасир, – даже если этот яд предназначен для нас.
Атосса милостиво улыбнулась:
– Не беспокойтесь, скопцы. Вы мне еще нужны…
В канун свадебного торжества, когда во дворце уже собирались гости и были принесены все полагающиеся по этому случаю жертвы светлым божествам-язата, неожиданно умерла бактрийка, жена Бардии. Лекарь, осматривавший тело умершей, обнаружил следы отравления. Присутствовавший при этом Гаумата сразу сообразил, чьих рук это дело.
Гаумата поспешил в покои Атоссы и застал ее в свадебном наряде перед бронзовым зеркалом в окружении служанок, которые делали последние приготовления перед выходом их госпожи в пиршественный зал.
Евнухи пропустили Гаумату, поскольку знали, что он будет на свадьбе посаженым отцом. По обычаю именно посаженый отец должен передать невесту жениху, наградив ее тремя ударами плети и получив от жениха символический выкуп в виде лазуритового ожерелья, знака искренних мыслей и добрых намерений.
– Вашти умерла, – сообщил Гаумата Атоссе, наблюдая за ней.
Атосса даже бровью не повела.
– Полагаю, это не расстроит свадебного торжества.
– Вашти не просто умерла, но была отравлена, – добавил Гаумата.
– Бедняжка, – Атосса изобразила на своем лице огорчение. – Кому же она помешала?
– Это надлежит выяснить, – Гаумата сурово кашлянул. – Отравитель непременно будет найден.
– Прошу тебя, не говори Бардии об этом, – Атосса подняла взор на Гаумату. – Не омрачай ему светлый радостный день. Пусть царь узнает о случившемся завтра. Ведь Вашти все равно не вернуть.
– Не смею противиться твоей воле, Божественная, – Гаумата поклонился и вышел.
Смердис, на которого были обращены взгляды множества гостей, заметно волновался. Он едва не упал, когда преклонил колено, чтобы Гаумата повязал ему на голову венец жениха. Уже после всех ритуалов, когда свадебная чета шествовала к возвышению, где им следовало находиться во время свадебного пира, Атосса крепко стиснула в своей маленькой руке мизинец и безымянный палец на богатырской руке Смердиса.
