При этом Атосса прошептала из-под прозрачного покрывала, опущенного ей на лицо:
– Смелее, царь. Выше голову!
Слуги меняли одно за другим блюда на столе у жениха и невесты. Тут были и жареные куропатки в остром соусе, и приправленная травами зайчатина, и перепела, сваренные в меду… На смену мясным кушаньям подавались рыбные.
Атосса пробовала все, с недоумением поглядывала на Смердиса: тот почти ничего не ел.
– Что с тобой? – обратилась к нему Атосса. – Ты заболел?
Смердис отрицательно мотнул головой.
– Гляди, сколько людей собралось, чтобы порадоваться за нас с тобой, – Атосса кивнула на длинный, не имеющий крыши зал, где в три ряда стояли столы, за которыми собралась вся знать Экбатан.
Правда, персов среди пирующих было мало.
– Твой хмурый вид, мой милый, здесь явно не к месту, – Атосса игриво дернула Смердиса за рукав кандия. – Скажи, чем ты опечален?
– Сегодня утром умерла Вашти, супруга твоего брата, – тихо промолвил Смердис. – Кто-то отравил ее. Не нравится мне это.
– Значит, Гаумата все же проболтался, – недовольно обронила Атосса.
– Гаумата тут ни при чем. Мне об этом поведала Пармиса, дочь Бардии. Она прибежала вся в слезах, кинулась на шею. Она даже не распознала, что я не ее отец, – Смердис тяжело вздохнул. – Мне бы тоже надо было заплакать, как-то утешить Пармису, а у меня язык словно отнялся. И ни слезинки в глазах.
– Но это же замечательно, что Пармиса приняла тебя за родного отца, – обрадованно прошептала Атосса, наклонившись к Смердису. – Я вижу в этом знак Судьбы.
– Я тебя не понимаю, – Смердис покосился на Атоссу.
– Придет время, поймешь.
Не дожидаясь окончания пиршества, жених и невеста покинули возвышение, поскольку им еще предстояло пройти очистительный обряд перед тем, как уйти в опочивальню. Для огнепоклонников брак – это единение мужского и женского начал, своего рода образование одного совершенного творения, которое способно породить новую жизнь, тем самым продлевая вечный цикл существования людей на земле. Этот цикл был запущен в действие великим Творцом всего сущего, сотворившим когда-то самого первого человека.
Смерть Вашти была непредвиденным обстоятельством, поэтому Гаумата без раздумий отправил гонца в крепость Сикайавати, чтобы известить Бардию. В своем послании Гаумата делился с ним подозрениями относительно причастности Атоссы к убийству. Гаумата настаивал, чтобы Бардия незамедлительно вернулся в Экбатаны, хотя по первоначальному замыслу тот должен был покинуть Сикайавати, лишь когда Атосса забеременеет от Смердиса.
Гаумата никак не мог избавиться от чувства тревоги. Ощущение того, что готовится что-то страшное, не покидало его…
* * *
Всю ночь Гаумате снились кошмары.
Вот он входит в зал для приемов и видит на троне Бардию, который держит в руках свою отрубленную голову. И эта отрубленная голова вдруг говорит: «Зачем ты предал меня, Гаумата?»
У Гауматы от ужаса подкосились ноги, дикий страх сковал ему уста.
А безголовый Бардия, встав с трона, роняет свою голову на пол. Голова катится по мраморному полу прямо под ноги Гаумате и продолжает повторять страшным голосом: «Зачем ты предал меня, Гаумата?! Зачем?»
Гаумата бросился прочь. Он метался в пустых залах и переходах, звал на помощь, но вокруг словно все вымерло. А Бардия преследует Гаумату, и в руке у него сверкает острый акинак. Тяжелые шаги мертвеца сотрясают дворец: тумм… тумм… тум-м-м…
