Даурия - страница 47



Каргин ожидал из станицы чего угодно, только не такой бумажки. Сергей Ильич обещал махнуть рукой на распаханную Семеном залежь. Оказывается, нет, не вытерпел, заварил кашу. Недаром вчера в Орловскую ездил. Каргин зло плюнул в песок: «Расхлебывай вот теперь кашу из-за этого рыжего черта!» Повернувшись, разъяренным бугаем метнулся он в дом. На ступеньках крыльца сидел и протирал заспанные глаза Митька. Каргин пнул его носком сапога в босую ногу.

– Не садись на дороге, балда!

Подошла Серафима с ведром парного молока. Митька пожаловался ей:

– Братуха Елисей чего-то задурил. Прямо рвет и мечет. Мне ни за что ни про что такую затрещину закатил, что прямо в кишках заныло.

– Мало он тебе отваливал. Тебя колом надо двинуть, колом.

– Да чего я наделал-то?

– Дрыхнешь до позднешенька, будто барин какой. Люди-то уже пашут давно, а ты дрыхнешь…

На кухне попыхивал белым паром похожий на большую рюмку никелированный самовар, вокруг которого за столом сидели Соломонида – сестра атамана, его отец и ребятишки Санька и Зотька. Санька капризничал. Болтая круглой деревянной ложкой в миске с кипяченым молоком, он плаксиво тянул:

– Все пенки съели. Без пенок я чаевать не буду. Это дедушка всегда все пенки выловит, будто маленький.

Возмущенный дед покачал головой:

– И как тебе не совестно на деда напраслину возводить?.. Выпороть бы тебя, сукина сына.

– Тебя самого выпороть надо.

– Экий ты паскудный парень, – сокрушался дед.

Соломонида погладила Саньку по белобрысой голове и сказала:

– Да пенок-то, Санька, не было. Зря ты куражишься.

– Не омманешь… Так я тебе и поверил! Вон у дедушки в стакане сколько их плавает!

Санька оттолкнул от себя стакан с чаем. Стакан перевернулся и на колени не успевшего подняться деда пролился кипяток. Дед вскочил на ноги:

– Ах ты, поганец! Я тебе уши пооборву!

– Попробуй только, трясунчик, я тогда тебе последний глаз выцарапаю, – заявил Санька.

– Ну-ка, повтори, повтори, что ты сказал! – закричал появившийся на пороге Каргин.

Санька замер в ожидании расправы. Каргин подошел к столу, молча вырвал из рук Саньки ложку и щелкнул его по лбу.

– Уходи из-за стола, подлец… Я тебе покажу, гаденыш, как не слушаться старших! Выпорю нагайкой, так зараз сговорчивым станешь.

Каргин грузно опустился на скрипучий табурет. Соломонида пододвинула ему стакан чая. Он молча выпил его, не притронувшись к шаньгам с творожной начинкой. Выходя из-за стола, забыл перекреститься, и наблюдавший за ним дед понял, что у него что-то случилось. В горнице Каргин туго нахлобучил на седеющий, но все еще густой чуб форменную фуражку с желтым околышем и пошел выполнять предписание из станицы.

19

На луговом закрайке Подгорной улицы стояла кособокая изба Семена Забережного. На крутой и трухлявой крыше ее стлался бледно-зеленый лишайник, торчали дудки бурой травы. По-старушечьи глядела изба на зыбучую грязную улицу крошечными мутными окнами. В пошатнувшемся березовом частоколе ограды чернели широкие дыры. В дальнем углу торчал над скользким замшелым срубом колодца журавль, на веревке которого поблескивало помятое жестяное ведро. По всей ограде рос цепкий подорожник.

Семен Забережный был угрюмый смуглолицый человек. В жестких и реденьких усах его пробивалась первая проседь, от туго обтянутых скул сбегали к губам глубокие складки. Карими, чуточку косо поставленными глазами смотрел он на все окружающее пристально и строго. Вечные неудачи в жизни сделали Семена замкнутым, неразговорчивым. Но вместе с тем он слыл человеком толковым, рассудительным. Семена уважали за силу, побаивались его крутого характера и острого языка. В русско-японскую войну Семен служил вместе с Каргиным во второй Забайкальской казачьей батарее. Однажды на смотру, когда тяжелые клиновые орудия батареи по два в ряд, густо вздымая желтую лессовую пыль, лихо проносились в галоп мимо командующего войсками генерала Куропаткина, случился непредвиденный конфуз. У одного из орудий слетело с оси бешено крутящееся колесо. С яростным дребезгом колесо покатилось по плацу. Для командира батареи полковника Филимонова могла получиться большая неприятность, если бы не сила и сметка молодого казака Забережного.