– Чай – не в счет. Давай продвигайся к столу. Авдотья, ложку!..
Семен присел на широкую лавку рядом с Романом. Хлебали окрошку с луком и яйцами. Два-три раза зачерпнув из миски, Семен отложил ложку в сторону и обратился к хозяину:
– А я, Северьян Андреич, до тебя. Не одолжишь мне с полпудика яричной муки? Нужда меня одолела.
– Об чем разговор! – ответил Северьян. – Дам. Только полпуда, однако, тебе маловато будет?.. Я уж тебе лучше пуд нагребу. С кем горе да беда не случается.
В амбаре он нагреб муки чуть не полмешка. Когда свесили во дворе на весах, оказалось без малого два пуда. Семен подосадовал:
– Перехватили через край. Отсыпать придется.
– Нечего взад-вперед таскать. Бери всю. У меня муки до нового хлеба хватит, да еще и останется.
Он помог взвалить Семену мешок с мукой на спину, проводил его до ворот. Только за воротами сказал:
– О худом ты, Семен, брось думать. Свяжись с собакой, сам собакой станешь. Ну его к черту, этого купчика!..
Вернувшись от Улыбиных, Семен разговорился с Аленой. На все лады они судили-рядили о том, за что теперь ему приняться. Возить продавать дрова – себя не прокормишь; в работники идти – значит, надо проститься с мечтой о собственном хозяйстве. А они еще втайне надеялись, что рано или поздно станут жить по-людски. Решили, что поедет Семен на прииск Шаманку в артель к старателям и поработает там до покоса.
Старый рыжий конь Забережных все время, пока Семен был в каталажке, пасся на выгоне. Семен решил сходить за ним, чтобы не искать его утром. Он собирался выехать в Шаманку назавтра, как можно раньше.
Долго ходил Семен по выгону. Уже смеркалось, когда натолкнулся он на коня в овраге, заросшем кустами смородины. За неделю конь заметно поправился, и поймать его удалось не сразу. Только загнав его в густой тальник у ворот поскотины, Семен ухитрился схватить его за гриву и накинуть уздечку.
Скормив коню прихваченный с собою кусок хлеба, Семен поехал в поселок, слушая затихающие голоса перепелов в туманных ложбинах. В лагере, смутно белевшем на луговине у Драгоценки, сыграли уже вечернюю зорю. Навстречу Семену наряд вооруженных кадровцев, громко переговариваясь, гнал в ночное табун лошадей. На каменистой дороге из-под кованых конских копыт брызгали голубые искры. Один из кадровцев, в сером дождевике, подъехав к Семену, попросил огонька. Прикурив, он поблагодарил Семена, щедро угостил махоркой и пустился догонять товарищей. В задумчивости Семен не заметил, как очутился у брода. Позвякивая удилами, конь потянулся к воде, в которой смутно отражались кусты и звезды. Вдруг Семену бросилось в глаза, что небо над поселком странно покраснело, заструилось. Не понимая, в чем дело, он поспешил на берег. На бугре, за темными церковными куполами, медленно подымались кверху клубы черно-бурого дыма, проколотые рыжими языками огня. В озаренном полымем небе кружились, как птицы, пучки обгорелой соломы. «Пожар», – испуганно вздрогнул Семен и поскакал на зарево. Торопливые звуки набата летели ему навстречу.
В проулке, ведущем от ключа к Драгоценке, заметил он человека, который, низко пригнувшись, бежал вдоль плетней. Это показалось Семену подозрительным. Он пустил коня наперерез. Завидев его, человек перескочил через плетень и кинулся полем к болоту. Семен перемахнул на коне невысокий плетень и погнался за человеком, который, не разглядев в темноте неглубокой, но вязкой трясины, влетел в нее и упал, тщетно пытаясь выбраться.
