это были единственные стихи, с такой болью и с таким сочувствием написанные о семейном горе человека. Потом в нашей поэзии появилось немало других, но, в основном, они принадлежали перу всё того же автора – Евтушенко.
Впрочем, нет таких тем, кроме критических, иронических, сатирических, которые бы герой нашего эссе не раскрывал без сердечного жара, без соучастия, без сочувствия. Кажется, гениальные строчки Тютчева о том, что «нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать» стали для него главной поэтической заповедью. Не приходит на память ни один классик, кто бы сказал о том, что раскрывать тему в произведении надо всегда интересно, нетрадиционно, необычно, хотя это было правилом для всех. И для Евгения Александровича стало нормой. Не встретите у него произведения, где бы два отмеченных нами кредо себя не проявили.
Давно не поёт моя мама,
да и когда ей петь!
Дел у ней, что ли, мало,
где до всего успеть!..
Были когда-то концерты
с бойцами лицом к лицу
в строгом, высоком, как церковь,
прифронтовом лесу.
Мёрзли мамины руки.
Была голова тяжела,
но возникали звуки,
чистые, как тишина…
Это из стихотворения «Мама». Да, был голос, был талант. Но время украло и то, и другое. И теперь по просьбе гостей споёт, скажут ей: «Молодцом!», но она убежит на кухню – и всплакнёт там. А потом её снова попросят…
Мама, прошу, не надо.
Будешь потом пенять.
Ты ведь не виновата —
гости должны понять.
Пусть уж поёт радиола
и сходятся рюмки, звеня…
Мама, не пой, ради бога!
Мама, не мучай меня!
Насколько проникновенные стихи! – слёзы из глаз выжимают. Но в сочетании «ради бога» – слово «бог» с маленькой буквы. Заметьте. Это нам вскоре пригодится. Ведь разговор у нас, в общем-то, о Боге в поэтическом творчестве.
4.
Когда слушатели в Политехническом музее просили Евгения Евтушенко прочитать что-нибудь о любви, он весьма часто (нравились ему такие контрасты) читал стихи остро гражданские, и, наоборот, читал любовную лирику, когда просили исполнить нечто эдакое злободневное. Но стихи о любви поэт читал чаще. Он любил и сочинять, и доносить до слушателей сочинённое на эту тему. И мы, наверно, не совершим ошибки, если скажем, что Евтушенко изучил это жизненное явление не меньше Есенина, и его любовные стихи не менее почитаемы среди истинных ценителей лирической поэзии. Вот интересный, можно сказать, блоковский аспект вечно не увядающей темы:
Моя любимая приедет,
меня руками обоймёт,
все изменения приметит,
все опасения поймёт.
Из чёрных струй, из мглы кромешной,
забыв захлопнуть дверь такси,
вбежит по ветхому крылечку
в жару от счастья и тоски.
Вбежит промокшая, без стука,
руками голову возьмёт,
и шубка синяя со стула
счастливо на пол соскользнёт.
Современные любители эротики, если не сказать резче, такое бы тут наразвивали в деятельности героев, но 24-летний Евгений Александрович остался верен русской классической традиции, издавна наложившей строгий запрет на непозволительные интимности. Но пойдём дальше по раскрытию тематики, за которую брался молодой автор-самородок (такое сравнение тоже, на наш взгляд, допустимо). Он без самохвальства бросил в то время такие строчки:
Всё на свете я смею,
усмехаюсь врагу,
потому что умею,
потому что могу.
И действительно – умел и мог. Вот яркая картина ушедшей военной годины.
О, свадьбы в дни военные!
Обманчивый уют,
слова неоткровенные
о том, что не убьют.
Да, был тогда такой отчаянный вызов почти неминуемой смерти. Брали в армию необученную для войны молодёжь, и в городах и, особенно, в деревнях закатывали такие свадьбы, что полы проламывались от русских плясок. Признанным плясуном в Зиминской окр
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
