День Филонова - страница 4



В пространстве одиноком симулякра,
Однополый рой слепой
В провале гулкого презерватива:
Всегда вперёд, о никогда навстречу!
Сон: блоггер зависает и не чает:
Он – пользователь, он – писюк бескровный
(Нужда и польза: пользовать и нудить) —
Он – зомби, он – иван, не помнящий
Тактильного родства живой бумаги.
Всё это душевное, слишком душевное,
Почти, на грани,
На полстопы – в плотском. Рекомендуют:
«Батюшка должен быть духовен!
Душевное – рассадник
Тактильных бесовских инфекций!»
Всё так. Но мир людей обезлюдел.
Простые движения плоти развоплотились,
Сочтены редкостью, ересью, извращеньем.
Растворяется всё, что тварно
(Остались в минувшем
Сплошные времена похорон: Бога, смысла,
Человека, потом и самой смерти,
Проводили и девять дней, и сорок, и полгода).
Сосуд треснул, вину не в чем держаться.
Нажуй бумаги, попробуем
Целлюлозой и слюной трещину заделать.
Подними, обними! Дай руку,
Утешай, утешай народ Божий,
«Утешитель» – так Дух Святый назван,
Пиши письмо, дыши на клеевой край конверта,
Коснись руки, брате, побредём вместе.

«Помнишь, в сороковой полдень…»

Августу

Помнишь, в сороковой полдень
У песчаного домика по тебе литию мы пели?
И вдруг притихли: это
Отстранённо, уверенно
Нечто о тебе и о нас кукушка заутверждала.
Конечно, я далёк от мысли,
Что это сам ты, лучащийся, лысый,
Невидимый,
Сухими лапками на деревянном кресте утвердившись,
Нам подпевал!
Нельзя верить в приметы.
Но необходимо уметь читать знаки,
Поскольку мы – не вне книги,
Но в то же время – читатели, а не буквы.
Это всё: кладбищенский полдень,
Кадило, песок, венки, ветер,
Пластмассовое время сороковин —
Всего лишь миния на странице,
А голос кукушки – смысл сноски.
Да и прежде-то, Август,
Посвящённые тебе тексты
Так и были полны птиц! И сам ты
Для всех своих близких
Как бывал пернат и психагогичен!
И даже – вот теперь. Теперь-то – и больше
Всего: одинаковые обмылки,
Траченные миром сим, во Христе плотнея,
Проявляясь, мы обретаем свою разность,
Медленно, так сказать, меняем
Просопон на ипостась (прости: снова
Пишу барочно, как образованец! —
По-птичьи, как ты теперь, я ещё не научился).
«Полёт и встреча; всё выше!»
В том месте, где в свете нет тьмы, но нет и скуки,
Лоно Авраамово, верю, полно трепета и крыльев,
И жизнь поёт на всех щебетах мира.

Послания на открытках

А. И.

1

Вот – аспидный Питер, серебряная Нева.
Вот – статуи, стынущие мосты.
С глянцевой лицевой – крылья златые льва,
С шершавой изнанки – ты.
Шариковой ручки привет!
Скромен, как март,
Сухощав, как бодлеровский поэт,
Священник или солдат;
Голосом, как пробежка на Невы
Льду серобездонном,
Тонко глухим, как трещина в
Фарфоре коллекционном,
Екклезиаст
Мелочей, смут, суеты,
Предметов, по Кузмину, вполупоказ —
Кунсткамерный ты.

2

Зима, норвежки, пустыня льда,
Скольжение по льду
С другом, что никогда
Не удержим на ходу.
Голос по касательной, почти не о том;
Звукожест, скуп, тих,
О том, что аутизм – смерть подо льдом
Надвое распадающихся двоих.
Антисюжет, разлом, неуверенная рука —
Не о том, не то;
Ледяная стружка из-под конька
Завернулась вокруг ничто.
Да, если зерно не умрёт —
Не принесёт плода.
Конькобежец не вынырнет, если не нырнёт,
Асфиксии не скажет «да».
Только утонувшего хватятся среди этой зимы
И подымут со дна,
И это будет смерть аутизма, крушение льда, тьмы,
Пасха. Весна.

3

Письмо – роман, жанр, коему не одерридеть.
Нет такого места «нигде», только – «здесь».
Роман – не дискурс как стиль, заметь,
Роман – мы сами и есть.