– Папа, я сикать хочу!
– Иди, ведро на кухне. И быстро обратно!
Эх, с каким удовольствием она сейчас бы сгоняла в туалет на улицу! Никогда ещё она так не хотела выйти из дома. Но надо делать как сказано. Она еле-еле встала, ноги затекли, и в них как будто мурашки прыгали. Она начала сгибать-разгибать колени, поприседала немного.
– Чё ты там возишься?
– Ноги щипит.
– Не выдумывай давай! Быстро на горшок, и обратно!
– Я схожу к ней. – Лиза поднялась в кровати.
– Лежи, сама справится, немаленькая.
– Ща-ас. – Танечка потрогала ноги, посгибала их, поприседала снова и поковыляла в кухню.
Когда сходила в туалет, снова пришлось становиться в ненавистный угол.
Так и прошла ночь: отец храпел, она стояла, не выдерживала, кемарила, заваливалась на бок, он просыпался, вскрикивал, она снова вставала.
* * *
Утром первой проснулась мать, посмотрела на спящего рядом мужа, тихонько встала, прошла в прихожую, увидела дочь, так и уснувшую в углу. Она опять чуть не разревелась, но, поджав губы и сглотнув слёзы, вернулась обратно к их постели. Решила, будь, что будет, но она должна разбудить мужа и попросить, чтобы он отпустил дочь.
– Вася, Ва-ась. – Она потрогала его за плечо.
– А?! Что случилось? Стой, я сказал! – спросонья крикнул тот, чуть приоткрыв глаза.
Танечка проснулась, услышав его голос, но встать не смогла, не было сил. Так и сидела в углу.
– Вась, это я. Пусть Таня пойдет к себе, уже утро. Ты сказал, что утром отпустишь.
– Утро? – Он ответил не сразу.
– Да, ты сам сказал, что отпустишь утром! – Жена умоляюще глядела на мужа.
– Пусь выходит, – сжалился он и заснул.
Мать соскочила и пошла к дочери.
– Танечка, отец разрешил выйти, доченька. Пойдем, маковка, в кровать. – Она помогла ей встать.
– Мама. – Дочь попыталась встать, но у неё снова не получилась, ноги не слушались, затекли за ночь. – Мне больно, мама, я не чувствую ноги. И щипит опять.
– Ты обопрись на меня, до́нечка, я тебя донесу!
– Аха.
– Давай ручку. – И она потащила дочь до кровати.
Мать, уложив Танечку в постель, сходила за мазью и начала растирать ей ноги.
– Ой, мама, щипит всё, и щекотно как-та.
– Ничего, до́нечка! Мы с тобой си-и-ильные, мы всё смо-о-ожем. Проснешься, пряников поедим. – Мать посмотрела на дочь и заставила себя улыбнуться.
– Поедим, мама. – Таня улыбнулась в ответ.
– И деньги отдадим. Я вон в пекарню скоро пойду работать. Обещали подсоби́ть. Тогда и во́все хорошо будет.
– Да, мама.
– Зоя тебя на Галиму́ с собой возьмёт, побегаешь там, наотдыхаешься.
– Угу. Ой, щипит опять!
– Потерпи, до́ня, потерпи, – приговаривала мать и, когда закончила растирание, спросила: – Чувствуешь теперь ноги-то?
– Да-да, теперь хорошо, мама.
– Лежи, маковка, я пойду Зорьку подою́ и молочка тебе тёпленького принесу.
Она укрыла Танечку одеялом, наклонилась и поцеловала её. Оглядела комнату. Колька спал, одеяло у него почти сползло на пол, она поправила. Проснулась Зоя, приоткрыла глаза и виновато посмотрела на Таню. Они переглянулись с Лизой, и та вышла. Из отцовской спальни доносился зычный храп.
Танечка отвернулась к стенке и тоже начала засыпать. Рука её привычным движением скользнула под подушку, и уже сквозь сон она нащупала там маленький бумажный кулёчек и рассыпанные ягоды изюма.
