– Замуж? – Она задумалась. – Да, серьезно у вас всё. Так чего ждать, бери.
– И возьму!
– Возьмешь-возьмешь, сын, всему свое время. Может, она и хороший человек, кто знает. Я тебе тут не указ.
– Лан, мам, понял я. – Сын вышел во двор.
– Ничего ты не понял, сынок. – Екатерина Андреевна взяла веселку и пошла подминать подходившее уже второй раз тесто.
* * *
Надежда свернула к Николаевке и встала там, куда должен был подъехать Валерка. Стояла минут десять, вдалеке показалась похоронная процессия её бывшего ухажера Сашки по кличке Хомяк, она занервничала. Уйти было нельзя, она бы столкнулась с людьми нос к носу, а тут, за деревьями, её не видно. Хотела уже плюнуть на всё и пойти домой окольной дорогой, но Валеркина машина показалась на горизонте.
– Спасай меня! – протараторила она, прыгая на сиденье.
– Чё случилось? – Валерка тут же потянулся целовать её и лапать.
– Да подожди ты, дай хоть сесть!
– Садись-садись. Не, ну чё такое-то?
– Да соседа моего хоронят.
– Во блин, я же не знал!
– Поехали отсюда нафиг! – прошипела Надя.
– С удовольствием! – продолжал улыбаться Валерик. – Давай тихонько проедем мимо них и свернем к старому крольчатнику, там спрячемся.
– Ты чё, вообще, что ли?! Не поедем мы туда! Можно другой дорогой проехать, вон к тому леску.
– Как скажешь, моя принцесса!
* * *
Вечером, во дворе дома, где шли проводины в армию, стояли накрытые обильно едой и выпивкой столы. И, как это всегда делалось в деревне, их сколачивали накануне, из неструганых досок, на скорую руку и покрывали клеенкой. Народу было полно, гулянье шло на всю катушку. Толька Ворошилов, сын двоюродного брата Нади, уходил служить.
Мать его ходила с заплаканными глазами и только успевала подносить еду к столу. Девушка Маша не отходила от призывника ни на шаг, смотрела в рот и ловила каждое его слово. Гармонист уже раз двадцать за вечер сыграл «Как родная меня мать провожала», парни подтягивались на турнике, мерялись силой на кулаках. Съедено и выпито уже достаточно.
В Кошкино, когда провожали солдата, всегда гуляли до самого утра, а потом всей толпой шли к шестичасовому поезду и сажали призывника под песни, слезы и напутствия родных в вагон, который вез его в районный военкомат.
– Толян, я тоже пойду в армию, сразу за тобой, чё ты в натуре! – Младший брат Колька говорил старшему чуть заплетающимся голосом.
– Да ты школу закончи сначала, сопля! – дразнил тот брата.
– Я сопля, да? Ты думаешь, я худой? Да я легко могу подтянуться двадцать раз.
– Подожди, ты только что висел, как мешок с говном! – в разговор вмешался Толькин друг Никита.
– Я, может, волновался, тоси-боси, собрались тут все, глазеют.
– А в армии ты тоже скажешь: отойдите, мол, пацаны, тоси-боси, я стесняюсь! – не унимался Никита.
– У меня ещё два года есть, натренируюсь!
– Ну, давай! А то, может, сейчас? Мы всех разгоним, скажем, извините, гости дорогие, у нас тут Колян смущается, тоси-боси, – продолжал подтрунивать друг.
– Да чё ты, блин! Я могу! Ща теть Света допоет.
– Ладно, пацаны, хорош базарить, мне батя коньяк заначил на проводины. Кто хочет, за мной!
Все загалдели и пошли за дом. Надин Сережка тоже был тут.
– Я тоже хочу, я ни разу не пробовал! – заныл Колян.
– Хватит тебе, салага ещё, и так уже назюзюкался! – прикрикнул на него старший брат, потом посмотрел с жалостью и добавил: – Ладно, пошли, тоси-боси. – И обращаясь уже к своей девушке: – Машк, ты побудь пока здесь, ага, мож, матери чё понадобится. Мы скоро!
