"– 946, П. К. 89, Месяц Урожая.
Жрица жива. Время восстановит кости, но не уберёт шрамы. Вдобавок её память остаётся в потёмках. Она как будто забыла всё, что можно было забыть, даже не помнит имени…
…Благодать заканчивается. Капля тут, капля там. Как бы её хватило для защитника…
…Как они этого допустили? Сердце раскололось во второй раз и части разбежались кто куда. Как нам найти потерянное…
…Они называют трагедию Тленом. Прискорбно, невообразимо…
…Катаклизм позабыт всеми, сколько циклов потребовалось? Даже я много чего не помню. Мои тома – отражения…
…Мы даже не созрели, мы просто последние. Последователи, оставшиеся. Я вижу, что жрица права. Червь не жалеет даже самого маленького яблока…
…Мы переберём каждую песчинку в пустыне, мы отыщем, восстановим, спасём. Мне нужно уединиться, тут становится слишком шумно.
– Г."
На втором листке более аккуратным почерком был, по-видимому, ответ:
"…Я получила записки. Их недостаточно. Я понимаю, что вы не были свидетелем того дня и ваши знания ограничены тем, что вам доложили, но запечатлённые хроники должны быть в вашем распоряжении. Проверьте, неужели…
…Ради любви лорда, если вы ещё раз предложите расспросить мученицу…
…Ваш так называемый "передатчик" продолжает молчать. Не знаю, что вы ожидали от этой затеи, но я не вижу в ней смысла…
…Я начинаю искать другие выходы. Город схлопнется через несколько циклов. Неужели всё придёт в последний момент? Возвращаю записи со стражем. Не забудьте сжечь их.
– Од".
Многие из записок обрывочно упоминали события прошлого, но Кейтс не мог найти в них ничего значимого:
"…Катаклизма причины нам неизвестны, мы можем их придумать, и даже можем тем самым угадать их, но помешать им нам не под силу. Изменить мы можем последствия, точнее так, перенаправить. Смерть звезды (или её рождение, кто знает) ознаменовало начало Катаклизма, и слёзы потекли реками, кровь вскипятила океаны, а затем не было ничего, лишь журчание новорожденного дня в невидящем мире. Далеко не всё было потеряно, потому что люди продолжали дышать этим неподвижным, неживым воздухом. Одинокие в своей массе, оставшиеся ни с чем, они начали терять самих себя, их мелочное единство раскололось, и блуждали они в забвении, разбрасывая последние крупицы того, что составляло их самих…"
Положив записки туда, где они были найдены, Кейтс больше не мог найти в комнате ничего примечательного, а вот башни ему было бы крайне интересно осмотреть, в особенности то, что было на самом верху. Он высунул голову из открытых высоких окон и осмотрел искусную планировку крепости: её прямоугольную основу с запада и севера окружало бушующее море. Стены слоями стояли друг на друге, соединяя между собой залы и коридоры в необычных комбинациях. Над ними до крыш простирались окна и впускали лунный взор внутрь, а местами переплетения камней переходили в террасы, покрытые пластинами из металла.
На дальнем краю вытянутых плоскостей крыш виднелось грубое подобие теплиц и садов, отделяющих стоящую под наклоном башню, окутанную сплетением из натянутых проводов, что не давали ей упасть. Вершина башни была увенчана сбитой деревянной крышей с крошечными окошками, одно кривее другого. Кейтсу показалось, что в одном из них мигнула зеленоватая искра, но, выждав пару минут и не заметив никаких повторений, он перевёл взгляд на горизонт. Там, на другой стороне залива среди солёной пустыни виднелся Сол. Белая оболочка закрытых щитов города сияла совсем как жемчужина, оброненная на беспросветное дно. Она могла поместиться в ладони Кейтса, и он бы обменял её на путешествие к звёздам. Звеньям подобные фокусы точно бы не понравились, но отсюда их не было видно, и город казался не таким плохим. Возможно, так Вишь видит внешние круги и представляет их безопасность.
