– А дорого от ярыжек откупиться? – осторожно поинтересовался Петр.
Готфрид метнул в его сторону вопросительный взгляд. Стрелец, наморщив лоб и вскинув глаза к потолку, проговорил:
– Обычный посул у них алтын, он здесь везде такой… Ну а с вас, московских, думаю по пятиалтынному запросят, за меньшее не отпустят, как пить дать.
– Пятиалтынный… – тихо произнес Петр, что-то соображая.
– Да не один, а каждому по монете, – услышав бормотание
Петра, сказал стрелец.
– Шустрые ярыги! – усмехнулся Филипп, выливая остатки щей из деревянной плошки себе в рот. – Этак еще столько ж к посулу – и телка купить можно. Стервятники! Ишь как разжирели на дармовых дачах, едва в дверь пролазят.
– Твоя правда, товарищ, – подтвердил слова возницы еще один местный стрелец. – Одно слово, что стервятники! Ты глянь, как мы живем, – продолжал он. – Малодший подьячий Разбойного приказа меньше чем за полтину и перо из-за уха не вытянет. Стрельцы били челом, когда царь был жив, а что получили? Жить стало невмоготу, все стонут от поборов…
– Ты чего задумал-то? – тихо спросил Петра Готфрид.
– Не верю я в его воровство, – сказал Петр. – Только полчаса назад лошадь с повозкой ушла на дно, и тут же идет воровать… Нет, не похож он на татя… Ты обратил внимание, что, пока ярыги его держали, он все время мотал головой – не вырывался и ничего не говорил, только мотал головой. Помнишь, когда я впервые появился в аптеке, тоже языком едва ворочал, потому что в сильном похмелье был. Я так думаю, наш помяс с моим алтыном пошел в питейную избу, и там его чем-то напоили. А ты слышал, что крестьянин сказал? Что его очень сильно выворачивало.
– Так ты что, хочешь мужичка выкупить? – догадался Готфрид.
– Хочу попробовать. Он помяс, сам из Белгородчины, куда мы с тобой едем. Он там все тропы знает, все места, где растут самые лучшие травы. Жалко если его покалечат. Я вспоминаю, как перед бунтом стрельцов боярин Языков Никодима, ученика нашего, отправил в съезжую на расспрос с пристрастием, хотя государь при всех сказал боярину: не калечь мне студиоза. Все равно изломали. – Петр вытряхнул содержимое мошны на стол и стал считать деньги.
– Ну что? – спросил Готфрид.
– Если отдам два пятиалтынных, то остается семьдесят копеек. Если ужаться, то на неделю хватит. А там…
– Не переживай, у меня три полтины, две деньги и ефимок. Хватит. А там, как в нашей сопроводительной бумаге сказано, верхососенский воевода должен нас как царевых слуг обеспечить жалованием. Да еще четверо учеников лекарской школы должны подъехать – может, они какой денежной подмоги подвезут от дяди.
Расплатившись с целовальником и прощаясь с местными стрельцами, Петр спросил:
– Далеко отсюда до съезжей?
– Да нет, версты полторы в горку, не боле. Ярыги-то, они с мужиками пешие идут, а на повозке вы их мигом настигнете.
– Давай, Филипп, вывози повозку, попробуем догнать ярыжек.
