В этот момент в келью вошел послушник.
– Звали? – спросил он.
– Скажи нам, есть ли в монастыре какие-нибудь лекарственные травы, мед и хлебное вино?..
– Нет, господине, это киновия, в общежительных монастырях вина не бывает.
– А веревка есть? – спросил Петр.
– Веревка и мед есть. Сейчас принесу.
– Зачем тебе веревка? – спросил Готфрид, когда послушник ушел.
– Привязать его руки к телу. Помню, когда Никодима изломали на дыбе, то после того, как палач вправил ему суставы, он веревкой примотал ему руки к туловищу, чтобы они опять не выскочили. И Никодиму стало легче.
– А ты уже вправлял суставы кому-нибудь?
– Нет, но видел, как это делал доктор Келлерман. Однажды с разрешения думного дьяка Разбойного приказа доктор проводил урок анатомии в застенке. Пытали какого-то татя, который промышлял на дорогах разбоем. Там я и увидел впервые, как пытают воров. Страшное зрелище! Помню, когда палач снял с дыбы татя и усадил на лавку, у того руки висели как плети. Он шевелил пальцами, а поднять рук не мог. Доктор Келлерман подошел к татю, подвигал его руку, показал нам сначала, где должна находиться плечевая кость, а потом – где она сейчас находится. Ужас! Кость сместилась почти под горло, а плечи стали совсем маленькими. Потом он попросил двух помощников палача помочь ему. Сказал, чтобы взяли стоявшую в углу толстую жердь в сажень длиной и заложили ее в подмышку вывихнутой руки. Когда они это сделали, он двумя руками ухватился за руку преступника, а помощникам сказал, чтобы они жердь тянули вверх. Через некоторое время мы услышали хруст, и рука несчастного встала на место.
– Неужто лиходей даже не вскрикнул? Ему что, не было больно? – удивился Готфрид.
– Нет, сначала он кричал, а когда ему и вторую руку вправили, уже был мертв.
– А зачем мертвому надо было вправлять суставы?
– Мне кажется, доктор Келлерман просто хотел нам показать, как нужно это делать. Правда, когда мы уходили из застенка, палач хмыкнул нам вслед и произнес, что если бы он так казнил или пытал людей, как доктор вправляет суставы, то тать умер бы через минуту и не успел бы ничего рассказать судье. Никодиму, например, сам палач суставы вправлял, и он остался жив. Буду пробовать, все равно надо что-то делать, – сказал Петр.
– Согласен, – задумчиво ответил Готфрид, – что-то делать надо.
– Офонасий, – чуть тронув мужика за плечо, позвал Петр, – где у тебя больше всего болит? – Мужик от слов Петра только сморщился как от сильной боли и застонал.
Наконец вернулся послушник с мотком толстой веревки и небольшим глиняным кувшином меда, а с ним – один из тех здоровяков, которые открыли им ворота.
– Вот, принес, – кладя на скамью веревку и ставя мед, сказал послушник.
– А его ты зачем привел? – Готфрид кивком показал на инока.
– Это наш келарь.
– Это тот глухонемой, который нам ворота открывал? – спросил Готфрид.
– Вениамин не глухонемой, – ответил послушник. – Он дал обет молчания.
– Как же дал, если он с тобой говорит? – удивленно возразил Петр.
– Он дал обет молчания с мирянами, – уточнил мальчик. – Он видел вашего увечного в повозке, сказал, что может помочь.
– Как? Он же не знает, чем этот бедняга немочен.
– Он знает, что этот человек был пытан и у него вывернуты плечи.
Петр и Готфрид одновременно воскликнули:
– Как он это узнал?!
– Увидел, когда заглядывал в повозку. В миру Вениамин звался Василием, был заплечным мастером и поэтому немного понимает в медицине.
