Дом свой они любили... Построенный, что называется, по средствам, деревянный, простой, без особых изысков, но добротный. Именно потому, что доходы были только из одного, довольно скудного, источника, строили из отборного материала и на века. Чтоб перед потомками не краснеть.
«П»-образный, одноэтажный дом отличался от большинства деревянных вятских построек отсутствием резных наличников и бледно-жёлтым цветом окрашенных стен, в подражание общепринятому для дворянских усадеб классическому стилю.
На поддержание этого «дворянского» цвета батюшка каждую вторую весну особо выделял деньги и долго обсуждал с нанятым маляром подходящий оттенок. «Дворянскую» принадлежность дома поддерживали и пущенные по обращённому к улице фасаду белые деревянные фальш-колонны.
К дому примыкал обширный фруктовый сад, преимущественно яблоневый. А на дальнем конце сада был построен небольшой, но тёплый флигелёк. Там же росли многочисленные кусты крыжовника, малины и смородины и был устроен посильный огород. Пётр Алексеевич помнил, как во флигеле в стародавние времена устраивался на длительное гостевание кто-нибудь из сослуживцев отца.
А теперь в простой спартанской обстановке обитали два бывших крепостных – два доживающих своей век старика – дворник и садовник. По мере своих сил они помогали друг другу следить за усадьбой. Но с каждым годом сил становилось все меньше, и всё больше заросших высокой травой участков появлялось в саду, а зимой – все меньше прочищенных от снега дорожек. В этот год до беседки, где на второй день Рождества обычно устраивали чайные посиделки, застелив скамейки тулупами и расставив поблизости жаровни, добраться уже было нельзя...
Агаша жила с хозяевами в доме. Ей из части огромной кухни, что размещалась в левом крыле, была выделена узкая комнатка без окна. Спала старая кухарка на широком высоком топчане, установленном возле торцевой стенки кухонной печи. Топчан делали специально по мерке Агаши, чтобы ей, по осени и весне страдающей радикулитом, было легче самостоятельно вставать.
В изголовье и в изножье топчана стояли обитые кованым железом и закрытые на замок огромные сундуки. Агаша говорила, что там хранится её приданое. Но что это такое, Алёша выпытать так и не смог. А ключи Агаша так давно припрятала, что даже Лиззи не могла припомнить, как они выглядели и где лежат. В кухаркиной каморке от натопленной печи всегда было жарко и пахло пирогами, и потому спала Агаша с открытой дверью – и дышать полегче, да и вдруг баре позовут...
Дом был построен из толстого и хорошо подогнанного лафета. Гладкие стены лет двадцать назад пустили под покраску, имитируя обои. В гостиной – золотые вензеля на бежевом фоне, в столовой – те же вензеля, но на голубом, в комнатках девочек – букетики роз на белом, а в Алёшиной – вьющиеся виноградные лозы на голубом поле. От правильно выбранного цвета в спальнях и общих комнатах всегда было светло, даже длинными зимними вечерами. Папин кабинет, наоборот, был сумрачен из-за тёмных корешков книг, что расположились в шкафах от стены до стены. Лиззи говорила, что мама в шутку называла кабинет «тёмной таинственной пещерой, в которой папу не так легко найти».
Оставалась ещё родительская спальня. Алёша ничего не помнил из этой комнаты, кроме высокой белой печи в углу. На её фасаде из таких же белых, но фигурных изразцов была собрана прекрасная женщина, играющая на лире. И он, совсем маленьким, любил стоять, опершись ладошками на стенку и смотреть на неё снизу вверх.
