Карл Карлович, выглянув из двери спальни и увидев выражение лица своего измученного дилеммой друга, громко продолжил:
– И если тебе, Петюшка, будет легче, то знай, что я тоже собрался съезжать отсюда, из Вятки. По осени в Петербург переезжаем всем семейством. Хотел тебе позже, летом, сообщить, но раз уж такие дела, так и знай теперь.
– Как съезжать? – закричал Пётр Алексеевич. – Совсем? Ты и усадьбу продаёшь?
– Нет, не продаю пока. Вот Алёшка выучится и с больших доходов выкупит у меня дом, – засмеялся барон. – И переселит тебя, упрямца, из столицы обратно в глушь, раз тебе так эти места полюбились.
Пётр Алексеевич смотрел на стоявшего в дверях барона во все глаза и никак не мог поверить услышанному. В дверь кабинета постучали, и она тут же распахнулась настежь. В комнату впорхнули три белокурые красавицы – дочери хозяина дома. Изобразив намёк на книксен, они разом приветственно заговорили и затормошили ошалевшего гостя.
Карл Карлович спрятался за дверью спальни, с громким хохотом оповещая, что не одет. Вслед за девушками в открытую дверь кабинета вошли двое слуг, неся большие подносы с едой и разноцветными хрустальными графинчиками. Один из них, вездесущий Максимушка, пристроив поднос на письменный стол, помчался в спальню, помогать барону одеваться. Барон напевал какой-то весёлый опереточный мотивчик.
– Боже мой, Пётр Алексеевич, папа, вы вместо завтрака водку пить будете? – с укором спросила старшая, Маша. – Вот почему мы завтракали без тебя!
– Нет, дорогая моя, – облаченный в домашний костюм барон по очереди расцеловал своих дочек в обе щёчки. – Это нам для тонуса, дело важное обсуждаем. А вы бы, раз уже готовы, собрались бы и навестили своих подружек, – проговорил барон, настойчиво выпроваживая немного встревоженных сестёр за дверь. – А то они, поди, скучают без батюшки, места себе не находят.
Разлив в маленькие рюмочки пахнущую смородиновым листом настойку, Карл Карлович вытащил притихшего Пётра Алексеевича из глубокого кресла и усадил на стуле рядом с письменным столом. Посмотрел на него, как строгий экзаменатор на сдающего экзамен студента.
– Давай-ка, Петя, мы с тобой махнём по глоточку, для ясности ума. Пожуём, что Бог послал, и обсудим, как тебе финансами нужно будет распорядиться и как в столице на первых порах устроиться.
Отставной титулярный советник безропотно взял рюмку. Барон звонко ударил своей, изображая чоканье. Они выпили, зажевали буженинкой с маринованным огурчиком.
Пётр Алексеевич тяжело вздохнул. Судьба его усадьбы была решена.
Домой Пётр Алексеевич отправился поздно, к этому времени девочки фон Людевиг вернулись от его детей с сообщением, что дома все в порядке, только Лиззи и Анни встревожены его долгим отсутствием. Он поехал на пролётке барона, попросив кучера не торопиться, ехать шагом. За долгим обсуждением разных «наполеоновских», как пошутил Карл Карлович, планов господин Иванов так и не сообразил, что он скажет детям, как объяснит... И теперь, в ночи, пытался собраться с мыслями, подобрать правильные, убедительные фразы.
В тяжёлых размышлениях он не сразу понял, что давно уже никуда не едет. Выглянув из пролётки, увидел, что остановились они возле часовни.
– Вот, ваше благородие, – пробурчал из глубины тулупа кучер. – Извини, ежели не угодил. Тока скажи, к дому в момент подлетим.
– Нет, голубчик, спасибо, это то, что надо, – от благодарности к чуткому простому человеку Пётр Алексеевич прослезился. Он отпустил кучера совсем и, вытирая платком глаза, поднялся по ступеням ко входу. Снял шапку, перекрестил лоб и отворил дверь. В часовне было тепло и очень тихо, слышно, как потрескивали горящие перед иконами свечи, мягким золотом сиял оклад.
