ДОЛЯ - страница 14

Он встал на колени перед Казанской иконой, что так любила его Софьюшка, и начал молиться. Так истово и яростно он молился только раз в своей жизни, в день, когда доктора, собравшись в его доме на консилиум, сообщили, что остаётся ждать только чуда. Они ничем более не могут помочь измученной «грудной жабой» и потерявшей все жизненные силы женщине, его жене...

Домой он вернулся поздней ночью, пешком. Дети ждали, сгрудившись на диване в тёмной гостиной. Горели только две свечи. Бросились обнимать его, как есть, не дав снять ни шапки, ни пальто. Засуетились старые слуги, зажгли ещё несколько свечей, стали накрывать поздний чай...

Пётр Алексеевич позвал слуг остаться в гостиной, грядущие изменения касались их тоже. Выпив несколько глотков обжигающего цветочного чая – Агаша расстаралась, – стал рассказывать, что они с Карл Карловичем порешили.

Часть I. «...ЕДУТ И СМЕЮТСЯ, ПРЯНИКИ ЖУЮТ...»

I.2

Ленинград, 1983 год

– Ну что, дорогой мой, давайте переселяться в обычную палату. Мы вас стабилизировали более-менее, теперь надо понаблюдаться, подлечиться. Препаратики соответствующие подберём, через пару недель будете у нас здоровее, чем в молодости.

Пётр Алексеевич, молча рассматривал склонившееся над ним наигранно оптимистичное лицо врача. Видел, как шевелятся его губы, слышал голос, но не понимал ни слова из того, что он говорил.

– Получается, что я не умер? – еле прошептал он, во рту еле ворочался сухой язык, и очень мешал металлический привкус.

– Нет, дорогой мой, расстрою вас, ещё не умерли, – хохотнул врач. – А вы решили, что в раю, глядя на наших красавиц, что вас выхаживали? Думали, что ангелочки? Аня, Лиза, давайте готовьте, капельницу оставляем, остальное отключайте – и вперёд. Это теперь не наш пациент. Гоните его в кардиологию, а нас дальше ждут великие дела.

Посматривая на суетящихся вокруг него медсестёр, Пётр Алексеевич пытался разгадать, кто из них Аня, а кто Лиза. Но сделать это было совсем непросто. Девушки были похожи друг на друга как две капли воды – одного роста, волосы под шапочками, лица строгие, глаза серые.

Укрыв его двумя одеялами, одна из девушек позвала санитаров, и так, на той же каталке, что он лежал в реанимации, в сопровождении двух дюжих парней и строгой медсестры, он начал свой переезд.

Передвигались не быстро, по бесконечным и, как ему показалось, путанным коридорам. Он попытался спросить девушку, как её зовут, но из-за грохота колёсиков каталки по кафельному полу она его не услышала. Начал было считать, для развлечения, светильники на потолке, но устал и сбился, прикрыл глаза. Один раз, постояв в короткой очереди, они проехали на лифте, но Пётр Алексеевич так и не понял, вверх или вниз. С грохотом выкатив каталку из лифта, санитары, перехватив капельницу, покатили его дальше по широкому коридору. Медсестра осталась возле поста, начала что-то втолковывать дежурной.

Палата, в противовес коридору, оказалась очень узкой, до соседней кровати, сейчас пустой, при желании можно было легко дотянуться рукой. Еле втиснув каталку в промежуток между кроватями, санитары без особых усилий, слажено переместили его на кровать. Один проверил, как работает капельница, не открепилась ли она на руке. Поправил подушку, по своим представлениям об удобстве, не спросив Алексея Петровича...

Второй быстро и аккуратно сложил одеяла, накрыл его тем, что лежало в ногах на кровати. Ребята работали чётко и слажено. Алексей Петрович, больной Иванов, как он теперь назывался, чувствовал себя имеющим определённую ценность хрупким предметом, который сначала бережно распаковали, а потом так же бережно запаковали.