Аня прочитала каждую бумажку внимательно, как всегда читала все, что попадало ей в руки. Пренебрежительно сморщила носик и, скомкав, отбросила их в сторону. Вроде бы горничная сказала, что потом бумагу использовали для растопки, но кто знает? Характер у Ани упрямый, тем более ей уже исполнилось пятнадцать...
Себя в пятнадцать лет Лиза почти совсем уж и не помнила. Петербургская жизнь развлекала и увлекала её. В первый год, вместе с баронессами фон Людевиг, они объездили все интересные и модные места, побывали на всех премьерах. Им было все занимательно и везде весело, провинциальным барышням с радостным восприятием новой жизни.
Затем последовали настоящие столичные увлечения – сочинение стихов и сами сочинители, лёгкое – дачное – увлечение актёрством... Как-то в руки попал журнал «Ребус», и Лиза стала готовиться стать «медиумом», одновременно много времени посвящая мистике и нумерологии. Её комната заполнилась книгами и таблицами. Ночи напролёт она высчитывала по одной ей понятным формулам «колебательные волны» между датами событий... Накануне встречи с директрисой она точно просчитала, в какой час им надо выйти из квартиры, сколько раз постучать в дверь директорского кабинета, с тем, чтобы для Анны события приняли благоприятный оборот.
К счастью, Лиззи не ошиблась. Очнувшись от очередной задумчивости, Пётр Алексеевич с изумлением осознал, что его вмешательства, собственно говоря, уже и не требуется. Его дочь и директриса мирно щебетали о новом курорте на Рижском взморье, куда Анну надо немедленно везти лечить нервы.
По дороге домой Лиза рассказала отцу, что Аню до конца учебного года будут считать приболевшей, а переводные экзамены она сдаст индивидуально, скорее всего, экстерном.
– Как тебе это удалось, солнышко моё, совсем не понимаю, – удивлялся отец. – У меня только от монотонного голоса этой дамы голова совсем пустая стала, гипноз какой-то!
– Какой ты смешной, papa, – Лиззи легко поцеловала отца в щёку. – Прикажи извозчику к Елисееву нас отвезти. Купим вкусностей, отпразднуем Аннино освобождение. А и правда, Пётр Алексеевич, –продолжила старшая дочь, – свезите нас уже на море. Мы с Аней подурачимся немного, пока сезон не начался, а то потом неловко будет.
– Лизонька, как же мы уедем, а Алёшка?
– А за братом ты сможешь съездить в начале лета, когда его экзамены закончатся, и привезёшь к нам.
Вечером две любимые дочери безо всякого труда уговорили разомлевшего от еды и «рюмки чая» отца ехать на «морскую дачу» немедленно, как только погода позволит, подсознательно стремясь начать своё лето как можно раньше. Как будто чувствуя, но ещё не зная, что это последнее совместное лето семьи.
Гайнаш, лето 1910
– Аня, мне ждать тебя? – облокотившись на руль велосипеда, Алексей с надеждой смотрел на открытое окно в комнате его сестры на втором этаже. – «Ярко-пенистых волн переливы затихают, пурпурно горя, берега задремали лениво, запылала пожаром заря», – процитировал юноша немодного уже поэта, – мы же хотели ещё покататься и солнце проводить...
Сидя на утопающей в цветущем хмеле маленькой терраске со вчерашней недочитанной газетой и третьей чашкой послеобеденного кофе, Пётр Алексеевич, сняв пенсне, с удовольствием разглядывал своего сына. Он любил вот так, исподтишка, когда не видели, что отец смотрит, любоваться и тихо радоваться... дети, Слава Богу, получились...
