В доме хозяин сразу повёл гостей на верхний этаж, где уже была готова комната. С плотно закрытыми ставнями, горящими светильниками и большой кроватью посередине. Едва все трое вошли, Павел сразу же потянул руки расшнуровать платье Николетт. В глазах епископа горело такое пламя желания, что было понятно – мужчине уже всё равно, передумает девушка или нет… Лёгкий укол кинжалом в низ живота стал полной неожиданностью. Прозвучало холодное:
– Не двигайтесь, ваше святейшество. Вы человек, конечно, сильный, воин опытный. Но я в любом случае успею пустить кровь, и мужчиной вам после этого не бывать.
Взгляд епископа задёргался, заметался, в голове лихорадочно закружились мысли – что же делать… Как вдруг комната взорвалась звёздами: нескольких мгновений заминки Жилю хватило, чтобы прыгнуть и нанести удар. Опыт студенческих драк не пропал даром – епископ свалился как подкошенный.
Очнулся отец Павел с кляпом во рту, привязанный к той самой кровати. Мужчина с бешенством посмотрел на фальшивую служанку. Но едва Жиль заговорил, во взгляде клирика появился неприкрытый страх:
– Где документы, которые вы должны передать митрополиту Антонию? Я знаю, они в доме.
– М-м-ме-м!..
– Сейчас я выну кляп, и вы мне всё скажете. Если попытаетесь кричать или молчать – что-нибудь отрежу. Времени у нас, вашими стараниями, много.
– М-ме-м-м!..
Спрашивать пришлось несколько раз, а после очередного выдранного ногтя и сломанного пальца приводить в сознание, облив водой из кувшина. Хотя опыта в пытках ни у Жиля, ни у Николетт не было, оказалось, что Павел боится боли, поэтому сдался епископ довольно быстро. Узнав, где находится тайник, Жиль оставил девушку сторожить пленника, а сам поспешил за архивом. Первое же письмо заставило удивлённо присвистнуть: письмо Патриаршего архидиакона[2] Иоанна к кому-то из еретиков-несториан, не признававших ни власти патриарха, ни святой Кафолической Церкви! Если и остальные бумаги такие же, то Ратьян прав. Быстро собрав все письма и свитки, парень вернулся обратно к Николетт:
– Они у меня.
Девушка кивнула, после чего не поведя бровью перерезала епископу горло.
– Зачем? – ошарашенно спросил Жиль.
– Ты бы не решился, – деловито ответила девушка, помогая любимому поправить платье-маскировку. – А он бы организовал погоню. Пошли.
Из дома удалось выбраться незаметно, и по дороге в поместье Жюсси к счастью никто не встретился. В усадьбе Жюсси обоих ждал сюрприз. Жиль отправлял в лагерь одного из своих людей предупредить, что с ним всё в порядке, но посланный мужик объяснил произошедшее очень невнятно. И встревоженный Пьер, отобрав пару десятков лучших бойцов, поспешил на помощь другу. А встретив вернувшихся вдвоём Жиля и Николетт, начал было рассерженно высказывать, что, мол, негоже смешивать дела военные и сердечные. Жиль в ответ молча показал письмо архидиакона Иоанна и шепнул идти за собой – разбирать добытое.
С письмами и свитками все трое провозились до заката. Документов здесь хватило на многих церковных и светских владык от Карантанской марки до Светлейшей Республики Венеции.
– Сами мы ничего не сможем, – высказал общее мнение Жиль. – А у Ратьяна – горячка, он встанет через пару недель, не раньше. Это слишком долго.
– Сами не сможем, – задумчиво почесал в затылке Пьер. – Хотя… Дай-ка мне письмо Иоанна. Перед тем, как мы с тобой из столицы уехали, был заслуживающий доверия слух, что в Париж вот-вот прибудет митрополит Григорий. А я, пока ходил от Гейдельберга до Парижа, интересных людей встречал. Как раз недалеко аббатство, где хозяйничает мой давний знакомец, отец Гумберт. Я познакомился с ним в Лотарингии и не думаю, что, став французским аббатом, толстяк сильно переменился. Если его пригласить равноправным участником, ради шанса стать епископом – сделает всё, что нужно. Покажу ему для начала это письмецо…
