Мыс Хийси. 11 февраля 1978 года. 23:17
Свет, который не должен гореть
Луна над Ладогой напоминала мутный выбитый глаз. Генка «Безбожник» Петров, оставивший в Афгане два пальца и веру в Бога, замер с бутылкой «Жигулёвского» у губ, когда увидел – старый маяк вспыхнул.
Неожиданно. Без команды.
Свет лизал кирпичные стены сизым языком, будто пробуя на вкус. Таким же светом озарялись афганские горы перед засадами.
– Ни хрена сь… – Генка перекрестился культёй, потом резко засмеялся. – Да кому я вру?
Он знал – боги не живут в таких местах.
***
В избе Агафьи пахло сушёной морошкой и страхом. Старуха, услышав новость, швырнула на пол недопитую кружку – чай брызнул на икону, оставив тёмные пятна на лике Богородицы.
– До утра – ни ногой! – её пальцы, узловатые от ревматизма, впились в плечи Мишки. На дверь повесила ножны с тем самым ножом – костяная рукоять, лезвие, почерневшее не от ржавчины, а от чего-то похуже.
На подоконнике лежали три чёрных лепестка – те самые, что отец привёз с Ладоги перед исчезновением. Они пахли дохлой рыбой и… металлом. Как монеты во рту у покойника.
Но мальчик уже бежал по хрустящему насту. Лёд под валенками трещал, как кости старика, иногда проваливался, обнажая воду – густую, чёрную, не замерзавшую даже в тридцатиградусный мороз.
Маяк стоял на краю обрыва, будто пьяный. Кирпичи, изъеденные временем, ржавые балки, торчащие, как рёбра дохлого зверя. А из узких окон наверху лился тот самый свет – он пульсировал в такт Мишкиному сердцу.
Дверь скрипнула.
Из щели выполз туман – тёплый, липкий, пахнущий испорченным мёдом и… чем-то знакомым. Так пах отец, когда возвращался с охоты, весь в крови и пороховой гари.
– Пап?.. – голос сорвался в шепот.
В ответ – скрип. Не по металлу. По костям.
***
– Ты куда, дурак полез?! – дядя Витя, лесник, схватил его за шкирку. Лицо у него было серым, как пепел от «Беломора». – Твой батя там сгинул, и ты туда же?
Они отошли на сотню метров. Витя достал фляжку – руки дрожали так, что крышка со звонком упала в снег.
– Его построили ещё саамы, – прошептал он, озираясь. – Потом пришли эти… с чёрными чемоданчиками. Оставили табличку: «Чёрный маяк». А смотритель… – он замолчал.
Свет погас.
Из темноты донёсся голос:
– Мишаня…
Точно такой же, как у отца.
Тень за спиной Виктора шевельнулась. Не его тень. Чужая. С пальцами, которые ползли к Михаилу.
Витя замёрз, будто превратился в сосульку. Потом схватил мальчика под мышку и побежал, не оглядываясь.
