– Пойдешь гулять вечером – не забудь надеть какую-нибудь куртенку.
– Да ведь еще не холодно!
– Не холодно, а потом опять будешь хлюпать носом, и мать мне будет читать нотации.
– Ладно, надену джинсовку.
– Вот, надень свою «джисовку», – коверкает бабушка очередное иностранное слово. Их в последнее время все больше, но я пока этого не ощущаю.
Отужинав, выхожу за калитку и вижу, что на куче песка, около которой еще днем мы гоняли мяч, чья-то рука аккуратно разложила ржавые металлические пластины и развесила гирлянды колючей проволоки. Глядя на эти сооружения, припоминаю, что где-то я их уже видел…
***
Демаркация границ на участке являлась любимейшим занятием всех потомков моей прабабушки. Прячась в кустах черной смородины, я частенько шпионил за приусадебным уголком дяди Вити и тeти Маруси, выгороженным самодельным металлическим заборчиком. За ним наши родственники прятали укромный уголок с кабачками и патиссонами. В центре там высилась громадная куча навоза, на ней хозяева любили попивать чай из термоса и принимать дорогих гостей – чету Черновых из шестого дома.
Когда наши соседи уезжали в город, меня неумолимо тянуло к запретному: где-то за кучей навоза и ржавыми загородками пряталась огромная тыква, на которую мы с Костиком тайком ходили посмотреть.
Еще на участке был старый вишневый сад. По очередному разделу он достался дяде Вите, но для меня границы владений далеко не всегда имели решающего значения: когда я был совсем маленьким, то смело проносился сквозь вишневые заросли, не обращая пристального внимания на воркующего со своей невестой сына дяди Вити. Полуобнажeнными они сидели на скамейке, а в волосах у них терпко благоухали венцы из одуванчиков. Девушка звонко рассмеялась, позвала меня и водрузила такой же венок на мою голову. Звали ее удивительно красиво – Диана.
– Они прямо как Адам и Ева в райском саду, – вспомнил я что-то из рассказов мамы. Но потом тетя Маруся решила, что у Дианы плохое здоровье и сыночке она не ровня. После этого в саду стали бывать исключительно Черновы…
А земля на нашем участке продолжала делиться: грядки едва ли не каждый год меняли хозяев, парники делали рокировку, а граничные линии приобретали весьма витиеватую конфигурацию. Вскоре пали и металлические заборчики дяди Вити. Но долго без дела им лежать не пришлось: тетя Маруся живо приспособила их для защиты песка от непрошеных футболистов.
Дядя Витя вовсе не был злым человеком, просто его частенько подводило желание быть на участке самым главным. Увы, со стороны такое стремление нередко граничило с шутовством.
– Из-за вас мне даже стыдно въехать в область, все только и говорят о моих братьях! – попрекал он деда и Колю, в очередной раз повздоривших из-за пяти сантиметров земли.
Проучив младших братьев, дядя Витя устраивался на низкой скамеечке-насесте в вишневом саду и, пригласив в гости Чернова с женой, которую за глаза все звали Черепахой, пускался в рассуждения, как возведeт на задах двухэтажный сарай и обустроит в нем бильярдную для сыночки. Вокруг сарая планировалось обустроить и поле для гольфа.
Белый гриб панамы Чернова почтительно кивал, Черепаха хранила степенное молчание, а казак в чeрной бурке привольно скакал по красному полю водочной этикетки.
– Всегда он такой был, – вспоминала бабушка. – Раз молодой приехал в деревню в новом полушубке и с огромной печаткой, тогда мода такая была, и давай пальцы в стороны растопыривать!
