– Твою маму! От этих гребанутых коммунистов одна подлость! Предупреждать надо, что дом марксистскими идеями пропитан!
– Ой! А кто это там? – у калитки с выпученными глазами стояла Манька.
– Домовой из трубы выскочил, Василь Петровичем зовут, – попытался пошутить я.
– Врет! Нагло врет! – Снетков сообразил, на кого похож и представился
– Абрам Петрович Ганнибал!
Он стал выбираться из сугроба, бормоча что-то про подлость коммунистов и про баню, куда только вчера сходил.
– Может, полечить кого надо? У меня отличное средство есть, для примочек, растираний и полосканий. Дешево и сердито!
– Уже оценили, – сказал Снетков, растирая снегом черное лицо. – Часика через два заходите. Я сначала сам над собой поколдую, а потом и к вашим процедурам перейдем.
– Так я уж и зайду, – по-деревенски кокетливо резюмировала Манька. – На новоселье.
Мы не в такт кивнули. Манька, довольная тем, что ей улыбается побыть в такой компании, поспешила к себе.
Через час в доме стало теплее. Задымленность ушла. Василь просветил меня, что за час топки русской печи воздух в доме меняется тридцать раз и что печное отопление, не считая мелких неприятностей, самое лучшее из всех придуманных человечеством. Ему пришлось помыть голову под рукомойником, куда я подливал согретую на плите воду.
Прихрамывая на ушибленную ногу, Снетков направился к зеркалу, пригладил вздыбленную шевелюру, внимательно осмотрел себя, поворачивая голову то вправо, то влево. Найдя свой вид вполне достойным, он веско произнес:
– Временная неудача лучше временной удачи – так утверждали древние греки, и я с ними полностью согласен.
Я тоже подошел к зеркалу. Наблюдая за мной, он продолжил:
– Умное выражение лица достигается постоянными тренировками ума, а не лица перед зеркалом.
– Тоже древние греки сказали?
– Да нет, это я тебе говорю. С тобой в смысле образования еще надо работать и работать! Меня от древних философов отличить не можешь!
– А не отправить ли тебя в баню вместе с Маней? Нет, ну и приобрел я себе соседа…
Снетков улыбался. Он бросил полено в печь и стал разбирать вещи. Все имущество новосел привез в сумке и чемодане.
Сумку он так и не открыл, и я понял, что именно там находится самое ценное. Но как повелось с нашей первой встречи, я не стал подгонять события.
Новоселье отмечали на следующий день. Я принес все, что у меня было: картошку, хлеб, банку тушенки и бутылку самогона, которую оставила Манька.
Картошка на плите уже звонко булькала.
Я решил блеснуть своими познаниями:
– Бульба в первоначальном значении – водяной пузырь, ведь в сравнении с репкой она была пожиже.
– Мясные консервы изобрели французы перед походом в Россию, – отпарировал Снетков.
Это мне напомнило один случай из жизни и я рассказал Снеткову, как один раз на улице купил пару банок солдатской тушенки по рублю. Банки без этикеток, испачканы в солидоле. Торгаш пояснял – из стратегических запасов. Принес домой, открыл, а там зеленый горошек.
– Во! До чего народ у нас смекалистый. Всего и дел: снять бумажную этикетку, мазнуть солидолом, и зеленый горошек по 12 копеек превращается в целковый. Банок-то много там было?
– Коробок шесть.
– Хорошо вы его приподняли. Но помяни мое слово: то ли еще будет! Не одного из нас еще разденут!
Открыли банку. Там действительно была тушенка.
Услышав шаги, Снетков обрадовался:
– Кажется, ко мне гости. Не заперто!
Василь уже вошел в роль хозяина. На пороге показалась Манька, а за ней вынырнул Вовка в надвинутой на глаза шапке.
