– Хорошо, – процедила она сквозь зубы, когда Миша представил ее. – Познакомились. Теперь идите к себе. Дайте мне одеться. Скоро обедать будем.
Но обедать не получилось. Только молодожены вошли в свою комнату, как раздался непрерывно дребезжащий дверной звонок, и с криками в квартиру ворвалась Ольга Леонардовна.
– Где они? – кричала она, оттолкнув Маню, открывшую ей двери. – Где? Выходи, подлец! Немедленно выходи!
Миша сразу же бросился в прихожую, дабы предотвратить проникновение тетушки в глубь жилища, но тут же получил такую пощечину, что звон от нее раздался по всей квартире. Олечка затряслась от страха, Маня истово перекрестилась, а Наталья злорадно ухмыльнулась. Один лишь Миша держался мужественно и независимо, хотя щека его и горела ярко-красным цветом.
– Немедленно приведи сюда Ольгу! – истерично кричала актриса.
– Вы не смеете. Она теперь моя жена перед Богом. Вы ей теперь не указ!
– Смею, подлая твоя душа! Девочке всего семнадцать! Да как ты только додумался исковеркать ей жизнь?! Убить тебя мало! Где Ольга? Где она? Оля! Оля! Немедленно ступай домой! – пыталась прорваться дальше передней Ольга Леонардовна, но Михаил стоял насмерть, перегородив ей проход в квартиру.
А Ольга сидела в это время в комнате Миши и все еще тряслась то ли от страха, то ли от понимания глупости своего поступка, за который теперь придется отвечать перед родными.
– Никуда она с вами не пойдет, – кричал Миша. – Она моя жена и останется со мной!
– Не бывать этому! – хрипло выкрикнула Ольга Леонардовна и вдруг, внезапно побелев, упала в обморок.
– Маня, – перепугался Михаил, – нашатыря, быстро.
Маня помчалась в комнату к Наталье, где находилась аптечка, схватила ватку, баночку с аммиаком и опрометью бросилась спасать актрису. Наталья, уже одевшись, сидела в кресле у окна, пила успокоительные капли и радовалась. Вот увезет сейчас эта истеричка свою племянницу к себе, и заживут они с сыном вдвоем по-прежнему. А развод можно будет получить легко. Девчонка и впрямь еще несовершеннолетняя. Не имел никакого права священник без разрешения ее родителей совершать обряд венчания.
А в прихожей между тем продолжала разыгрываться драма. Но сколько бы актриса ни кричала, ни падала в обмороки и как бы она Мишу ни обзывала, он ее дальше порога в квартиру не пускал. Наконец, устав от всего этого, Ольга Леонардовна крикнула: «Оля! Ты меня слышишь? Я не отступлюсь!» – и ушла, громко хлопнув дверью.
Миша зашел к себе в комнату, подошел к плачущей жене, свернувшейся калачиком на узкой постели.
– Не бойся, – сказал он. – Ничего они нам не сделают. Я тебя не отдам.
– Ты меня любишь? – всхлипнула Оля.
– Конечно, люблю, – ответил муж и прилег рядом. – Я тебя очень люблю.
Немного помолчали, потом Михаил вдруг резко поднялся.
– Пойдем, выпьем вина. Нервы успокоить надо, – проговорил он и вышел.
Ольга осталась одна. Ей было ужасно одиноко и неуютно в этой чужой квартире. Так и лежала она, плача и свернувшись калачиком, пока вновь не раздался дверной звонок. Ольга встала и слегка приоткрыла дверь в гостиную. Неужели тетя Оля с подкреплением? Но, прислушавшись, поняла, что тети Оли нет. В прихожей был лишь один Сулержицкий.
Леопольд Антонович Сулержицкий – режиссер МХТ и преподаватель студии, в которой в основном и раскрывался талант Михаила Чехова, был непререкаемым авторитетом. Его нравственная чистота и убеждения, его вера в добро и труд привлекали как его учеников, так и мастеров сцены, включая Станиславского с Немировичем. Между собой все в театре звали его просто Сулер. Он это знал и не обижался.
