Сэр Тоби.
Чему тут удивляться, рыцарь, когда ты так лихо там отжигаешь!
Сэр Эндрю.
Почище любого иллирийца, кем бы он ни был, за исключением разве старейших обалдуев.
Сэр Тоби.
А как ты отплясываешь гальярду, рыцарь!
Сэр Эндрю.
Что да, то да! А как ловко я нарезаю жигу и выписываю коленца!
Сэр Тоби.
Так же ловко, как я нарезаю жирное и уписываю окорока!
Сэр Эндрю.
И мне кажется, я лучше всех в Иллирии владею прыжком с кисточкой.
Сэр Тоби.
Почему же об этом никто не знает? По какому праву ты, рыцарь, зарываешь свой изысканный талант в грязную почву бесплодных колебаний? Почему ты не проявишь свои способности, подобно неистовой Леди Гага? Почему не ходишь в церковь, отплясывая гальярду, и не возвращаешься домой, выделывая куранту? Я бы на твоем месте жиговал во время каждой прогулки и даже струю пускал бы синкопами. О чем ты думаешь вообще? Это же великий грех – скрывать свои дарования! А поглядеть на конституцию твоей ноги – так сразу же видно: Барышников отдыхает!
Сэр Эндрю.
Это правда, эти икры многим фору дадут, особенно когда я в огненно-рыжих чулках. Но что-то стало холодать.
Сэр Тоби.
А, каналья! Не пора ли нам поддать? Да! И ветер дует в спину! Ты кто по гороскопу? Телец?
Сэр Эндрю.
Именно! А Телец – это сила сердец!
Сэр Тоби.
Нет, рыцарь! Телок – это силища ног. Дай же мне полюбоваться твоим прыжком! (Любуется) Выше, выше! Ах! Красота, кто понимает!
Уходят.
Дворец герцога Орсино. Входят Валентин и Виола в мужском платье.
Валентин.
Цезарио! Если вы и впредь будете у герцога в таком фаворе, достигнете просто недосягаемых высот. Всего три дня при дворе, а уже не чужой.
Виола.
Не пойму, на что вы намекаете – на фальшивость моих достоинств или ветреность нашего господина?
Валентин.
Да упаси Бог! Ни на что я не намекаю!
Входит герцог Орсино, Курио и др.
Орсино.
Подите все вы к дьяволу! А ты,
Цезарио, останься. Стань поближе.
Курио.
Я мог бы и в гримёрке посидеть!
Все, кроме Орсино и Цезарио, уходят.
Орсино.
Души моей потрёпанную книгу
Тебе, мой друг, я давеча открыл.
Ты всё прочёл не по диагонали
И все во мне картинки рассмотрел.
Теперь ступай к Оливии порогу!
Стань у дверей, как юный баобаб!
Скажи ей, что под коврик пустишь корни
И до скончанья века там стоять
Потомкам в назидание ты будешь!
Виола (в сторону).
Была охота! Вот ещё!
Орсино.
Скажи,
Что без нее мне жизнь кошмара хуже.
Что я готов на всё, как синий кит!
Что удавлюсь и вены перережу,
В записке перед смертью повелев
Во всём винить Оливию!
Виола.
Допустим.
А если всё равно ответит «Нет»?
А если скажет «Скатертью дорога»?
Орсино.
Стой на своём. Труби! Кричи! Визжи!
Виола.
А если примет, к визгу что добавить?
Орсино.
Соври, что я недолго протяну
И брачный с нею подписать согласен
Грабительский контракт и всё отдать,
Когда она со мною согласится…
Виола.
Да полно! Всё одно по одному!
Не будет толку!
Орсино.
Мальчик мой! Поверь.
Ты слишком юн, профан по части женщин.
Твои уста нежней Дианы рта,
Пристал румянец твой невинной деве,
И голосок субтилен, как свирель,
Буколики весенней украшенье…
И всё ещё ты в возрасте таком,
Что с девочкой тебя возможно спутать.
Виола (басит).
Чё, правда?
Орсино.
А зачем я стал бы врать?
Но в этом, очевидно, есть и плюсы!
Оливия скорей поймёт тебя,
Чем всех моих посланцев неуклюжих.
И женственность твоя её смутит
И собственную женственность заставит,
От скорби пробудившись, выйти в путь,
Ведущий к моему мужскому…
Виола.
Ладно.
Сведу я с нею вас любой ценой…
