Двенадцатая ночь, или Всё, что угодно. Последствие комедии «Twelfth Night, or What You Will» by William Shakespeare - страница 3



(в сторону)

Хоть сам… сама хочу вам стать женой!


Уходят.

Сцена IV

Замок Оливии. Входят Мария и Фесто.


Мария.

Если не скажешь, где болтался все это время, я сожму мои губы так крепко, что в них и волосок не пролезет, а не то что слово в твою защиту, когда госпожа велит тебя повесить!


Фесто.

Пусть вешают. Лишь бы не за яйца.


Мария.

Чего это ты так расхрабрился?


Фесто.

А того, что с утра побрился.


Мария.

Нет ума, зато отваги – хоть отбавляй!


Фесто.

Умно ль бояться боли,

Когда душа на воле?


Мария.

Значит, зря говорят,

Что сквозь петлю – дорога в ад?


Фесто.

Согласно внешним голосам,

Повешенный ближе к Небесам,

Чем те, кто клевещет на милость Господню,

Сочиняя басни про преисподнюю.


Мария.

Басни или не басни, а чем еще таких мерзавцев, как ты, отвадишь от порока, если не вечными муками!


Фесто.

Вечная мука – не штука.

А тот воистину мается,

Кто согрешит и не кается.


Мария.

Одним словом, повесят. И правильно сделают.


Фесто.

А я повишу, повишу,

Да и сам себя воскрешу —

Тем, что самую смерть насмешу.


Мария.

Уверен?


Фесто.

Еще как! Моя уверенность держится на двух основаниях.


Мария.

Даже не спрашиваю, на каких. Но два хлипких, конечно же, лучше одного прочного. Ведь если одно надорвется, другое на попа перевернется!


Фесто.

А я все же скажу. Во-первых, лучше удавиться, чем по расчету жениться. А во-вторых, в петле закрутившись, из любой беды выкрутишься.


Мария.

А вот как раз сюда идет госпожа, и самое время тебе подумать о том, как выкрутиться, чтобы в петле не крутиться.


Уходит.


Фесто.

Да уж, как ни крути, а болтаясь на виселице, не споешь: «Вот новый поворот»…

(Входят Оливия и Мальволио.)

Отче ум, да будет твоя воля, ввергни меня в пучину уморительного дурачества! Ведь это умники, уверенные в своем блеске, обычно остаются в дураках. А лично я убежден в своей непроходимой глупости. Что говорит по этому поводу великий Квинапалус? Меда гидулис, нида гефалис! То есть, лучше мудрый дурак, чем тупой остряк! Благослови тебя Бог, миледи!


Оливия.

Уберите глупую тварь.


Фесто.

Оглохли вы что ли, ребята? Уберите миледи.


Оливия.

Катись отсюда, дурак. От твоего зубоскальства зарыдать впору.


Фесто.

Не смею ослушаться, добрая госпожа, но имеются две загвоздки. Во-первых, я покатился бы, будь круглым дураком, но я дурак гораздо более сложной конфигурации – острые словечки торчат из меня, точно иглы из дикобраза. А во-вторых, даже будь я круглым и гладким, как колобок, без чужой помощи смог бы покатится только по наклонной плоскости. Плоскость же, на которой мы все стоим – слава уровню и отвесу строителя! – никуда не наклоняется. И этого может не замечать только совершенный глупец. Миледи распорядилась убрать глупую тварь. Я повторяю: уберите миледи!


Оливия.

Я развею твое заблуждение относительно моих умственных способностей, приказав дать тебе такого хорошего пинка, чтобы все твои остроты из тебя повылетели и ты катился бы даже по самой ровной поверхности до замковых ворот и дальше с глаз моих долой.


Фесто.

Обидеть художника может каждый. Миледи! Кукуллюс нон фацит монакум, что значит: дурацкий колпак дураком не делает. Позволь мне неопровержимо доказать твою глупость.


Оливия.

А ты и впрямь способен на это?


Фесто.

В два счета!


Оливия.

Ну что ж, выкладывай свои доказательства.


Фесто.

Для этого мне придется исповедать тебя, моя добродетельная белочка. Будешь ли ты со мной откровенна?


Оливия.

Спрашивай, несвятой отец. Мне от тебя скрывать нечего.