— Что ты сказала?
— Я сказала, что я не спрашиваю разрешения. — Пальцы за спиной жалобно хрустнули, так сильно я их сжала, но отступать я была не намерена. Король снова молчал, и это меня нервировало все больше и больше. — Отец, я просто хочу...
— Я сказал нет, Эвелин. Я запрещаю тебе ввязываться в это. Да, твои слова не лишены смысла, но отправлять тебя одну...
— Я не буду одна! Со мной будут солдаты, Харакаш и... Светозарная! — выпалила я, чувствуя отчаяние. Нам нужны были союзники, и вернуть целое герцогство обратно, в состав королевства, было бы большой удачей.
— Ты даже не знаешь Марьям, но уже готова положиться на нее и ее солдат? Уже даже решила, что она точно поможет тебе?
— Но ты же сам сказал, что она была дружна с герцогом Осбертом, и ее письмо...
— Это всего лишь письмо, Эвелин. — Рудольф смотрел на меня строго, словно на нашкодившего щенка. — Герцогиня — глубоко верующая женщина, но она уже пятнадцать лет как правит герцогством одна и, надо сказать, весьма успешно. Станет ли она рисковать своими солдатами ради далеких и давно ушедших чувств? Ты сама сказала, времена меняются и люди тоже. Доверять ей из-за одного письма — опасная, смертельная глупость.
Я, опустив руки вдоль тела, почувствовала, как закипавшая во мне злость подступила к горлу и превратилась в горькую обиду. Перед глазами помутнело, а слова, так долго крутившиеся в моем сознании в виде неясных, обрывочных мыслей, наконец сформировались, чтобы вырваться из меня криком.
— Да как же ты не понимаешь, ничего не делать, не пытаться — вот что для меня теперь смертельная глупость! Лучше умереть, барахтаясь, чем покорно сдохнуть на драконьем алтаре! Думаешь, я долго проживу после свадьбы? Не более пары дней, если не умру сразу же после тебя! Отец, очнись! — Горько-соленые слезы все же прочертили дорожки по моему лицу, и я, резко стерев их тыльной стороной ладони, разозлилась на саму себя. Опять развезла нюни! — Это пару дней назад я была просто трофеем, безобидным и бесполезным придатком к трону, а теперь я — защитница веры. Другой веры! Боги уничтожали друг друга, захватывали земли друг друга и насильно насаждали свой культ многие столетия, с чего ты взял, что Ариман оставит меня в живых после того, как я получила вот это?! — продемонстрировала я отцу мягко светящийся на коже знак Светозарной.
По его лицу я увидела, что он понял. Что до этого он просто не задумывался, какое «чудо» мы получили от божества, а теперь вдруг понял все кристально ясно и болезненно точно.
— Это ты ее попросила? Чтобы не оставить мне иного выбора, да? — Сухой, надтреснутый голос словно ударил меня током.
— Нет! Клянусь, нет, она сама! Я... она поставила мне условие. Я не смогла отказаться... Прости. — Я закрыла глаза и закусила губу, зажмурилась до цветных пятен перед глазами. Послышался шум отодвигаемого стула, шаги. Я почувствовала запах табака и прикосновение чужих эмоций. Гнев, бессильная ярость, боль. Внезапно проснувшаяся новообретенная способность решила уведомить меня о том, что я и так знала.
— Какое условие? Смотри мне в глаза! — прозвучал гневный рык, и я, испуганно вздрогнув, не смея противиться, открыла глаза, чтобы замереть, как удав перед кроликом, под этим тяжелым, требовательным взглядом. И поняла, что он не должен знать всего.
