Двойная жизнь. Часть II: из света во тьму - страница 36

Островитянин недовольно скривился, но, немного помедлив, тоже заговорил:

— В империи Им А Тохаим есть интересный обычай — вдовы, несущие траур, обмакивают кисти рук в золу. К женщине с такими руками не подходят даже попрошайки, уважая ее горе.

— И как это нам поможет? — недоумевающе спросила я.

— Золы у нас предостаточно — нет ничего сложного в том, чтобы те, кто не хочет никаких отношений с солдатами, нанесли себе на лицо, на лоб, например, полоску золой. Поговорите завтра с Бернардом, принцесса. Пусть его офицеры проведут разъяснительную работу среди солдат, а вы скажите женщинам нанести себе отметины... Это проще, чем отдать свои жизни служению в храме, — бросил Харакаш косой взгляд на старательно игнорирующего его Альвина, который лишь сжал губы в тонкую нить.

Да что вы тут уже успели не поделить между собой, пока меня не было?

— Тоже интересное предложение. Что ж, утро вечера мудренее, подумаю об этом завтра. Вы как хотите, а я еще почитаю перед сном. — Встав из-за стола, я зевнула, прикрыв рот ладонью, и ушла в отведенную мне комнату, освещенную неровным огнем маслянной лампы, стоящей на столе.

Переставив светильник на придвинутый к кровати табурет, я сняла штаны и тунику, сложив их на крышку сундука, надела чистую рубаху и, грустно оценив оставшийся запас чистой одежды, забралась под одеяло в обнимку с четвертым томом исторической летописи андарийских земель.

В соседней комнате послышались тихие разговоры, смысл которых было не разобрать за треском дров в очаге. Потом звуки передвигаемой мебели, шуршание, усталый вздох, кажется, Альвина. Я погрузилась в перипетии отношений «моего» прадеда и владык соседних королевств, которые тогда еще были полностью самостоятельны, и пропустила тот момент, когда голоса в соседней комнате зазвучали вновь.

— ...закрой свой рот! — рявкнул мой оруженосец и выскочил на улицу, хлопнув дверью с такой силой, что за окном осыпался с края крыши снег. Я, завернувшись в одеяло и сунув ноги в тапки, высунулась было в горницу, но там меня ждала лишь тишина и абсолютно невозмутимый островитянин, который, видимо, так и решил спать на нагретом очагом полу, лишь подложив под голову свое одеяло.

Заметив мою недоумевающую физиономию, он махнул рукой.

— Иди спать, кровь молода, горяча. Принял близко к сердцу мои слова. Остынет на холодке и вернется, ничего с ним не станется.

Покосившись на дверь, я вздохнула и последовала совету мастера меча, отправившись обратно в постель.

Чтение уже не шло, глаза отчаянно слипались. Отложив книгу, я закрутила фитиль лампы и опустила на него колпачок, затушив огонь.

Уже почти засыпая на ходу, я на скорую руку заплела волосы в косу и вырубилась, едва моя голова коснулась подушки.

Всем известное выражение «встал раньше, чем проснулся» стало для меня в это утро больше, чем просто словами.

Я подскочила на кровати от громкого противного звука, словно кто-то лупил поварешкой по кастрюле, а потом поняла — действительно лупит, только не по кастрюле, а по котелку, и не кто-то, а мой личный тренер; в голове нарисовались исключительно кровавые картины.

Завернувшись в одеяло, я босиком вышла в горницу и, сверля лучащегося бодростью и жизнерадостностью островитянина взглядом, хрипло осведомилась, по поводу какого праздника сей утренний концерт. Осмотрев меня с головы до пят, Харакаш покачал головой и сказал, что один день прогулять он мне дал ввиду «чрезвычайных» обстоятельств, но привыкать к этому не следует, а потому, если ее высочество изволит завтракать, то первым делом по плану идет омовение царственного лица и тренировка, а потом уже — вожделенная миска вчерашней ухи.