Эфемера - страница 8



Кто-то расстегнул молнию комбинезона и приложил холодный датчик к левой части моей груди.

– Хм… – Удивился он.

– У Ланга транспозиция, – сказал второй.

Первый приложил холод к правой половине груди. Над головой ритмично запищал какой-то прибор.

– Порядок, – сказал первый.

Махинации с ногой не останавливались. Приборы продолжали пищать. Люди говорили друг другу незнакомые мне слова, но недолго. Всё закончилось также внезапно, как и началось.

С меня стащили старый комбинезон и швырнули его на пол, перетянули бедро, надели новую одежду, воткнули что-то в руку, усадили в кресло и в нём повезли куда-то прочь из этого помещения.

В прохладном коридоре кресло сделало несколько поворотов, затем послышался шум открывающихся дверей. Стало тепло и очень тихо. Тот, кто меня вёз, ушёл.

Я хотел стянуть с лица маску, но руки оказались пристёгнуты к подлокотникам. Ноги тоже намертво зафиксировали. Тогда я наклонился ухом к плечу и попытался об него сдвинуть лямку повязки. Почти удалось. Оставалось ещё немного. Вот слева внизу блеснула полосочка света и древесного цвета пол. На очередной попытке чья-то ладонь втиснулась между плечом и щекой и вернула мою голову в вертикальное положение.

В просвете маски мелькнули стол с бумагами и коричневый ремень на поясе чьих-то серых брюк. Незнакомец надвинул маску на место.

– И что это такое ты вытворил, Конрад Ланг? – спросил он низким голосом.

Мужчина оказался почти таким же, как большой человек из моих младенческих воспоминаний. Но это точно был кто-то другой.

– Кто здесь?

– Ничего не изменится, если ты узнаешь. Зачем ты калечил себя?

Я повернулся лицом в сторону говорящего и запрокинул голову, в надежде увидеть его из-под маски.

Громадная ладонь легла на мой лоб и вернула голову на место.

– Кто тебя надоумил? Это Шеннон?

В попытках сместить маску, я начал хмурить брови и оттягивать губы вниз. Но прежде, чем я добился какого-либо успеха, мою голову мотнуло в сторону от лёгкой пощёчины. Проскользнувшая влево ладонь вернулась назад и, уперевшись в нижнюю челюсть волосатыми костяшками, вновь поставила мою голову прямо.

– Знаю, что это она.

Незнакомец что-то отглотнул.

– Вам кажется весело каждый день тыкать в себя вилками? – продолжал мужчина. – Но ты, надо признать, сделал это эффектнее. Ну так что?

– Я сам.

– О, да ты можешь говорить. Я уже было подумал в голове у тебя поискать обломки ещё одной вилки. И чего ты добиваешься, зачем ты это сделал?

– Чтобы стать лучшим, – ответ пришёл сам собой.

Собеседник молчал. Должно быть, изучал меня взглядом. Затем что-то ещё раз отпил.

– Ну-ка поясни.

– «Боль» – это хорошо, «кровь» и «страдание» – хорошо, «хаос» – тоже хорошо.

– А заливать – это нехорошо, Конрад, – в голосе незнакомца слышалась усмешка. – Но ты делаешь это неплохо. Если я сниму повязку и попрошу тебя сказать, какого цвета пара пирамид стоит у меня на столе, ты сможешь это сделать?

– Смотря какого цвета пирамиды вы туда поставили.

– Обе белые.

– Тогда снимать повязку необязательно. Они обе белые.

– Что ж, похоже, ты и впрямь можешь стать лучшим. По крайней мере исходя из сегодняшнего дня это неизбежно.

– Никто не может знать, что будет.

Собеседник тепло рассмеялся.

– Не совсем, – сказал он. – Лучшие могут и не такое. Помни об этом, когда Ань начнёт заменять тебя, и не облажайся с выбором.

– Что?

– Поймёшь, когда настанет время, Конрад. От тебя будут ждать решительных действий.