Когда благонравный племянник преодолел короткий путь до спальни умирающего в сопровождении суетящегося позади Лукьяна, он и сам убедился, что дядя на последнем издыхании. Тот лежал неподвижно, тяжело и сипло дышал, сильно осунулся и пожелтел. Ничего в нем не напоминало живого человека.
– Явился, словно черт из преисподней, – одними губами прошептал дядя, подняв на Евгения помутневший взор. По всей видимости, таким образом он высказался о неопрятной внешности племянника.
Впрочем, ни уточнить, что конкретно имел в виду Андрей Александрович, ни оправдаться за свой вид Евгению не довелось, ибо мученик закатил пустые бесцветные глаза и испустил дух.
– Слова, достойные конца, – прошептал Евгений, стараясь сосредоточиться на своих ощущениях. Понять и запомнить, что чувствует в момент, когда остался единственным представителем рода Онегиных на земле.
Он смотрел на маленькое, иссушенное болезнью, а скорее просто старостью, тело под простынями, которое только что покинула жизнь, и думал о том, кто будет стоять у его смертного одра.
Да, он больше не имел родственников. Не имел сестер, братьев, племянников. Вот прямо сейчас назначать душеприказчика было не из кого. Но, будучи мужчиной, Евгений вполне мог жениться и наплодить наследников. Дать роду новую жизнь. Новую силу. Цена, которую он должен будет заплатить за продолжение рода, – суета, невероятная деятельность, потерянная свобода, жена, дети, толпа людей рядом – его совсем не устроила. Онегин не видел себя ни мужем, ни отцом. Вернее, не желал видеть. Он привык считаться только со своими желаниями, потакать собственным капризам и менять ничего не хотел.
– Гори огнем он, этот род!
Онегин развернулся на пятках и пошел прочь.
Он отогнал сумрачные мысли, сочтя их издержками лишенной событий деревенской жизни. В конце концов, у него еще полно времени и нет никакой необходимости решать здесь и сейчас.
Казалось, его накрыла мертвая тишина. Однако Евгений не почувствовал в ней злого рока, приближающегося одиночества или неминуемо надвигающегося конца. Он был молодым, интересным, беззаботным, обеспеченным человеком, который только что стал полноправным владельцем приличного состояния.
Где-то в глубинах старого, не слишком богатого на события дома, в котором не жила любовь, не пылали страсти, по которому не бегали дети, завыла служанка. Ей вторила кухарка.
– Отмучился, – сухо, по-мужски, всхлипнул за его спиной Лукьян и отчитался Евгению: – К похоронам все готово. Старый барин сами давно распорядились и про крест, и про гроб.
– Да, хорошо, – рассеянно кивнул Онегин. – Мне ванну и завтрак подай.
Он подумал, что наконец-то выпьет нормального кофе и съест пирога с мясом, которому хоть и далеко до страсбургского нетленного пирога[5], который подавали в столице, но все же жизнь покажется благополучнее. Потом он припомнил кое-какие и свои обязанности в связи с похоронами и жестом остановил Лукьяна, уже покидавшего гостиную.
– Лукьян, батюшку позови отпеть усопшего. И посыльного пришли ко мне, кого-нибудь из мальчишек, приглашения на поминки по соседям разнести.
