Фарфоровая луна - страница 5



До того как Северная железнодорожная станция стала настолько загруженной, Жан-Поль любил заходить на почту после закрытия якобы для того, чтобы проводить ее домой. На самом же деле, пока она убиралась в подсобном помещении, Жан-Поль беседовал с месье Дюмоном о войне, ценах на продуктах и зачастую о беспорядках, вызванных появлением иностранцев в их маленьком городке. Здесь находились британские, канадские и австралийские солдаты. А также китайские рабочие. Жан-Поль в принципе не любил иностранцев, даже беженцев из соседней Бельгии, а китайцев и подавно. Он ворчал на газетные фотографии бригад, прибывших в Марсель из Индокитая, на рассказы о британских войсках и индийских сикхах[8], марширующих через Францию на фронт. Но все же они были солдатами.

– Одно дело – привозить солдат из наших колоний, чтобы они помогали воевать. Плевать, даже если это коротышки-азиаты, – заявил Жан-Поль. – Но эти китайцы за нас воевать не станут. Копают да таскают. Больше от них толку никакого.

– Рытье окопов, загрузка топлива для танков и транспорта, ремонт дорог и железнодорожных путей после воздушных атак. У войны много граней, Жан-Поль, – сказал месье Дюмон. – Наполеон был блестящим тактиком, потому что понимал принципы материально-технического снабжения армий. Он мог бы управлять современной почтовой системой.

Месье Дюмону нравилось ссылаться на почтовую службу как на образец эффективности.

Он продолжил бубнить, напоминая всем, кто его слушал, о том, что использование китайской рабочей силы на войне освободило больше французов и англичан для ведения боевых действий. Никто бы не стал привозить рабочих издалека, да еще и за такие деньги, если бы в этом не было огромной необходимости. Иностранцы занимались разгрузкой и погрузкой в доках и на складах снабжения, вспахивали и засеивали поля, чтобы фермеры выращивали хлеб, работали на заводах вооружения, чтобы у танков и орудий не кончались боеприпасы.

И хотя Жан-Поль недолюбливал китайцев, он был не прочь заработать на них. Узнав, что иностранные рабочие охотно покупают европейскую одежду, он обшарил шкаф в спальне покойного отца Камилль, а в день зарплаты отправился в лагерь с мешком, набитым вещами.

– Они заплатили именно столько, сколько я попросил, тупые узкоглазые, – хвастался Жан-Поль. – Так хотели это старое тряпье, что даже не торговались.

Спустя несколько дней Камилль увидела высокого китайца, прогуливающегося по главной улице города Нуаеля и поправлявшего лацканы знакомого ей жилета. Но все ее раздражение испарилось, когда Камилль заметила, как бережно мужчина прикасается к парчовой ткани и латунным пуговицам. Его лицо выражало гордость и восторг. Жан-Поль лишь пожал плечами, когда Камилль указала на мужчину в жилете, который муж продал без ее ведома.

– Как дети малые, – с презрением бросил Жан-Поль. – Наряжаются в нашу одежду, но даже не знают, как правильно ее носить. Он напялил жилет поверх этой дурацкой туники.

– Но ведь это ты продал ему жилет, – тихо сказала Камилль и вздрогнула, когда пальцы Жан-Поля сжали ее руку. Но он ослабил хватку и слегка поклонился проходящей мимо пожилой паре: мэру месье Этьену Гурлину и мадам Гурлин.


Камилль покачала головой, вспоминая об этом.

Она закончила сортировать почту, разложив ее по четырем сумкам, а затем оставила их у задней двери, чтобы Эмиль забрал. Поверх Камилль положила сушеную морковку – небольшое угощение для ослика, который тянул почтовую тележку Эмиля.