Переобувшись в домашние тапочки, прохожу на кухню и собираю со стола посуду, оставшуюся после завтрака Ксении.
– Если верить психологам, то мужчины по природе своей охотники, – усмехаюсь, складывая тарелку с кружкой в раковину. – Боюсь, с таким рвением они в тебе видят не трепетную лань, а матёрую коллегу.
Привычным жестом открываю кран, чтобы параллельно навести порядок, когда у старичка вдруг лопается корпус и упругая струя воды хлещет мне в лицо, затапливая всё вокруг.
Непроизвольно вскрикнув, завершаю вызов. Благодаря отцу, дома никогда не было проблем с сантехникой. Что делать, куда звонить – в панике никак не соображу. А вот подумать про вредный характер и свежий ремонт у соседа снизу – пожалуйста. Как представлю, на сколько там один натяжной потолок потянет, аж внутренности крутит.
На голых инстинктах бегу за помощью к Максу. Потому что это в шаговой доступности и паршивец мне, в конце концов, задолжал. Тарабаню в дверь с таким остервенением, что руки отнимаются.
– Шоу мокрых маек? – Он даже присвистывает, растерянно запуская руку себе в волосы. – А мне уже через четверть часа нужно быть на работе... Браво, Ахметова, вот это я понимаю – месть.
Теряюсь, так сильно Макс в этот момент непохож на того себя, каким его бережно сохранила моя девичья память. В свете занимающегося дня белизна рубашки слепит. Строгие брюки, раздавшиеся плечи, могучая шея... Только в серых глазах пляшут прежние черти.
Если бы я уже не была такой красной от паники, то непременно зарделась как вчерашняя школьница.
– Пошли, – перехватываю его за широкую кисть и утягиваю в недра своей квартиры.
Снова сама его веду!
Снова тёмный коридор, Макс опять в обуви... Правда, в этот раз начищенной не хуже, чем мои полы. Пол, кстати, на кухне уже весь мокрый.
– Ёп... ерный театр... – обозначает он грядущий фронт работ. – Ты по смесителю кувалдой шарахнула? Хлещет как из брандспойта.
– Чини, умник, – легонько подталкиваю его вперёд. – Ты задолжал мне восемь часов сна. Отрабатывай.
Макс, недолго что-то высматривает под раковиной и, на ходу расстёгивая пуговицы на манжетах, скрывается в ванной.
– Швабру принеси. Быстро.
Я заминаюсь у зеркала, мрачно оценивая степень прозрачности своей насквозь промокшей футболки, и дабы не плодить в его распутном мозгу ещё больше распутства, сворачиваю в спальню. Торопливо ныряю в дежурную блузу для собеседований, но пуговицы успеваю застегнуть лишь до середины, когда меня отвлекает грохот из прихожей.
– Марьям!.. – и далее следует эмоциональная речь на матерном русском, повествующая о глубоком возмущении моей безответственностью. – Сдурела так пугать? Я чуть заикаться не начала, – наконец, договаривает моя запыхавшаяся подруга. А глазки-то уже округляются, с недоумением оценивая мой непотребный вид.
– Ох, точно... Прости, – виновато морщусь, возвращаясь к возне с пуговицами. – Просто ситуация возникла непредвиденная...
Меня прерывает требовательный крик с кухни:
– Мари, тебя долго ждать?!
– Непредвиденная?.. – Она выразительно стреляет взглядом по направлению прозвучавшего голоса. – Да у тебя в квартире мужик! Живой. Говорящий!
– И?
– И ты, партизанка, молчала! Хвались.
Хвастаться тем, что связалась с Мартышевым, стала бы только круглая идиотка. О чём я собираюсь подруге вкратце сообщить, да он оказывается проворнее.
Что ж, нужно отдать Максу должное, по части эффектных появлений паршивцу по-прежнему нет равных.
