И чудится, будто древние, седые горные великаны там, в глубине, в своем тяжелом сверхъестественном упорстве тянутся сотнями корявых узловатых пальцев к юношески-свежему морю; оно же, в своей недосягаемости, только заигрывает со старцами, потягивается, лукавое и нежное, шепчет и лепечет, ластится и жмется светлыми летними вечерами к берегам и с бешеным грохотом бьется о них зимней ночью, сокрушая все на своем пути, швыряет камни величиной с дом, вперемешку с опрокинутыми лодками и кораблями, – словно в кости играет.
И беспрерывно оно гложет, обмывает, истирает оболочку и плоть берегов. Одни голые кости остаются после игры волн и торчат там и сям.
Ты, вечное, беспокойное море, всегда дающее и всегда берущее! Ты, подобно эйнхериям[12] в битве, наносящее удары беспощадной рукой, но способное и приласкать ею так нежно, одарить так щедро!.. Ты, непостижимое!.. Загадки глубин твоих вечно привлекают пытливый ум человека. По преданию, один из величайших людей так долго вглядывался и вдумывался в твои течения в проливе Еврипус[13], что в конце концов, отчаявшись разрешить твои загадки, кинулся в водовороты, и они его втянули, поглотили[14].
В могучем круговороте водные массы твои несут одним странам тепло, дающее им жизнь, от других уносят его и покрывают их льдом. Влагой своей ты оплодотворяешь землю.
Ты способствуешь общению людей, поддерживая связь между побережьями, но часто бываешь и жестоким к людям, властно вторгаясь во весь их жизненный обиход на земле.
На следующий день мы обогнули Стад, где голая твердая скала, словно сжатый кулак самой Норвегии, грозит морской пучине, указывая путь туда, где сыны Норвегии завоевали себе славу.
За Олесунном начался туман.
Кому случалось заблудиться зимой в горах во время тумана, когда лыжи вдруг – не успеет человек спохватиться – грозят увлечь его на край пропасти, тому известно приблизительно, что значит для новичка отважиться плыть ночью в густом тумане по заливу Хустад, пробираясь между сотнями шхер и рифов.
В 3 часа утра меня разбудил Удавес. Он стоял на вахте и понять не мог, где мы находимся.
– Наверху загустело, настоящая каша, – заявил он. Он только что увидел неожиданно, чуть не под носом, веху и какие-то шхеры, так что вынужден был повернуть судно.
По нашим расчетам, мы должны были находиться в проливе прямо перед заливом Хустад; однако земли нигде не было видно. Взяв курс к берегу, чтобы отыскать место для якорной стоянки, мы уловили смутные очертания земли, по которым можно было ориентироваться. И так как туман не рассеивался, оставалось только выйти в открытое море, чтобы попытаться обогнуть все подводные рифы.
Скоро мы перестали различать и землю, и острова, кругом расстилалось лишь море, а над ним держался покров тумана. После четырехчасового плавания мы решили, что мели уже позади, и снова взяли курс к берегу.
Но вдруг услышали грохот прибоя к северо-востоку от нас и повернули туда. Из тумана вынырнули два островка и шхеры; с разных сторон доносился шум бурунов.
Были ли перед нами какие-нибудь из тех шхер, что, по нашим расчетам, должны были остаться далеко позади нас в море?.. Или мы подошли слишком близко к берегу? Стали забирать к северу. Снова услышали рев прибоя и наткнулись на островок. Пожалуй, мы ушли слишком далеко. Поворачиваем поэтому на юг по направлению к берегу.
Долго идем тихим ходом. Стоим на палубе и вглядываемся в толщу тумана. Вдруг Улавес вскрикивает: «Буруны впереди!» – и мы принимаемся лавировать.
