Фритьоф Нансен. Шпицберген - страница 3

Быть может, это шхеры, расположенные к востоку от Квитхольмского маяка, который мы как раз ищем? Но в таком случае на запад от нас должны находиться земля и фьорд.

И вдруг все в один голос:

– Земля на западе!

Но она пока похожа скорее на одинокий островок. И на нем знак, сложенный из камней.

Мы огибаем его мористее и продолжаем идти к югу, разыскивая мыс с маяком, который должен находиться южнее Квитхольма.

Однако мы долго идем полным ходом – дольше, чем следует по нашим расчетам. И ничего кроме тумана. Очевидно, мы попали куда-то в другое место.

Наконец показался мыс! Как раз в нужном направлении.

Вдруг мы различаем высоко в облаках, выше тумана, скалистые вершины… Это – Стемсхестен.

Берег появляется и снова исчезает в серых клубах тумана.

Внезапно из него показывается пароход, пересекает наш курс и вновь пропадает в восточном направлении. Странно: вероятно, это судно уклонилось к югу от фарватера.

В конце концов мы приближаемся к берегу и подходим к мысу, который, стало быть, лежит гораздо южнее Квитхольма.

Рольф вдруг кричит:

– Буруны впереди!

Мы лавируем. Да, в самом деле буруны, а перед ними опять веха. Это уже ни с чем несообразно. У мыса, который мы ищем, не должно быть ни рифов, ни вехи.

Из тумана выплывают моторные лодки. Мы окликаем одну из них:

– Что это за земля на западе?

– Это Квитхольмский маяк.

Невероятно, но мы, значит, ушли от него в тумане. Вот теперь понятны те островки и шхеры – мы забрали слишком далеко в море. Мимо нас проходит несколько пароходов. Мы снова попали в фарватер. Идем одним путем с ними по направлению к востоку.

И вдруг выходим из тумана. Над нами голубое небо, а там, в глубине, берег с горами и снежными пятнами, искрящимися в лучах заходящего солнца. И при наступившей чудеснейшей летней погоде мы направляемся мимо Кристиансунна по направлению к югу от Смолена и Хиттерна. Лив и Коре, страдавшие морской болезнью в открытом море, теперь оправились и снова радуются жизни.

Пользуясь и парусами, и мотором, мы пошли дальше по Тронхеймскому фарватеру и дальше к северу от Фолла, вдоль Хельгеланна[15].

Плавание вдоль нурланнского побережья всегда одинаково прекрасно. С каждым разом впечатление оказывается даже сильнее.

Бесконечная смена тысяч островков и шхер, разбросанных кругом, долгая белая ночь… Синее шелковое море, прекрасное, как мечта, солнечный диск из расплавленной меди вдали на морском горизонте, красно-желтый зыбкий столб света на атласной блестящей глади, горные цепи с макушками и ледниками, фьорды, врезающиеся в берега.

Над островками высится круглая тяжелая исполинская голова Торгхаттена с дырой во лбу. Днем глаз тролля неподвижно устремлен в сторону горы Лекамёйя[16] далеко на юге.

В прозрачном воздухе до сих пор еще звучит эхо «Хаконармола» и «Холоигьятала» – древних песен скальда Эйвинда Скалдаспиллера[17] из плодоносной Твотты:

Там же проживал и сын Эйвинда, мудрый нурланнский вождь Харек, ставший на сторону народа против короля Олафа, проповедника бога-Христа.

Дальше к северу в величавом одиночестве восседают Шу-сёстре[19]. Они глядят на море и ждут женихов, чтобы заключить их в свои могучие объятия, когда буря примчит их сюда. Но подальше к северу грозно стоят на страже ревнивый Дёнманн и каменные великаны Томма и Люрёй. А за ними из вод морских подымается во всей своей мощи Хестманн («Всадник»). Плащ падает тяжелыми складками с его плеч на спину коня; нагнувшийся вперед всадник устремляется в небо, словно хочет доскакать до солнца по огромной водной равнине. Это встает из моря сама сказка.