Германия: философия XIX – начала XX вв. Сборник переводов. Том 5. Номинализм - страница 21



Нельзя не упомянуть и об одном из оригинальных взглядов Шопенгауэра.

«Номинализм, – утверждает он, – на самом деле ведет к материализму: ведь после упразднения всех свойств в конце концов остается только материя. Если понятия – это просто имена, а отдельные вещи – реальное, то их свойства, как индивидуальные в них, преходящи; тогда остается только материя как непреходящее, а значит, и реальное».

Несомненно, однако, что в своей борьбе с «материализмом» Шопенгауэр руководствовался почти в такой же степени своими реалистическими или платоновскими основополагающими взглядами, как и принципами критики Канта, и что поэтому он отвергал [отвергал – wp] в особенности любое механическое объяснение мира. По его мнению, даже при желании придерживаться полностью объективистского подхода, следует исповедовать не фактический материализм, а лишь «натурализм»; а именно, не пытаться приписывать конкретные, типичные формы природных явлений механически-материальной причинности и не отказываться от платоновских идей.

Как бы ни относиться к учению Шопенгауэра как к реализму, нельзя игнорировать его специфическое отличие от других реализмов, появившихся в истории современной философии, в частности от реализма Гегеля. Складывать его с последним без дальнейших рассуждений было бы так же неверно, как, например, предположить вместе с некоторыми авторами, что идея пантелематизма [Allwillenslehre – wp] Шопенгауэра была предвосхищена уже Шеллингом, и не учитывать, что Шопенгауэр в обосновании своего принципа исходит из предпосылки, прямо противоположной философии тождества, из «полного разнообразия [Verschiedenheit – wp] идеального и реального». Из того, что самое чистое, наименее субъективно окрашенное проявление [Erscheinung – wp] вещи-в-себе, искаженное рассудком, дано в воле, известной нам изнутри нас самих; Шеллинговское «воля есть изначальное бытие» на самом деле не имеет к этому почти никакого отношения, и учение об идеях, основанное на разрыве между реальной сущностью мира и его понятийными образованиями, – это нечто совсем иное, чем некритическое возведение понятий в реальность, характерное, в частности, для философствования гегелевской школы.

Если Шопенгауэр ограничивал принцип индивидуации исключительно эмпирическим миром внешности, то Гербарт возвысил этот принцип до метафизического значения. Философия Гербарта в высшей степени плюралистична и индивидуалистична: его реальности на самом деле являются индивидами, атомами – индивидуальными существами, которые не только физически, но и в воображении неделимы. По этой самой причине, однако, их нельзя считать материальными, поскольку понятие материи подразумевает количественную определенность, но количество также обязательно подразумевает делимость в логическом или, скорее, психологическом смысле. Материя, основным свойством которой является расширение в пространстве и силы которой выражают себя как движение в пространстве, также принадлежит, по Гербарту, только видимости; вещи-в-себе должны быть поняты как непространственные существования, поскольку реальное не может быть чем-то составленным в себе. Метафизика Гербарта совпадает с философией Шопенгауэра в том, что она наделяет материю лишь видимостью-реальностью; однако она существенно отличается от последней тем, что определяет реальное, лежащее в основе материальных явлений, как многообразное индивидуальное, причем так, что в эмпирическом мире оно соответствует не виду или какой-либо другой общности, а индивидуальной характеристике отдельной вещи. А поскольку с множественностью реального одновременно происходит и соположение одного и того же, что представляет собой интеллигибельный космос, то реальные отношения можно принять и за основание эмпирического космоса, который, таким образом, не является плодом воображения, простым субъективным дополнением рассудка, как у Шопенгауэра, а проистекает из реальных отношений вещей друг к другу.